— Или, быть может, вы просто хотите, чтобы так было? Ведь это никуда не годится, целоваться с крестьянином. Это ведь так дурно — хотеть, чтобы шершавые ладони прикоснулись к вашей гладкой шелковистой коже.
— Я вообще не хочу, чтобы мужские руки прикасались ко мне, — сказала она. — И к тому же я уверена, что ваши руки не менее мягкие, чем мои… — Она взяла его за руку и вдруг замерла. — У вас и вправду шершавые ладони, — произнесла она с удивлением.
— Да, — только и сказал он.
Ее руки казались такими маленькими по сравнению с его широкой грубой ладонью, зажатой между ними. Его кожа потемнела от солнца, и рука была мозолистой, сильной и крепкой.
Она попыталась убрать руки, но он обхватил ее пальцы, не желая отпускать.
— Вы, должно быть, много трудились в жизни, — сказала она. — Вы не всегда были шутом.
— Как говорится, удар по голове может и мудреца сделать дураком, — пробормотал он. — Возможно, я был рыцарем, который однажды совершил ошибку, повстречавшись на узкой дорожке с тем, кто оказался сильнее, и в результате я стал таким — жалкой пародией на то, кем я мог бы быть.
Он не видел выражения ее теплых карих глаз и не мог понять, поверила ли она всей этой веренице лжи, которую он здесь наплел.
— Я скорее уж решила бы, что вас ударила копытом лошадь, — сказала Джулиана. — Это объяснило бы, почему вы так их боитесь и не любите.
— Это была великая трагедия, — сказал он печально. — И вот я перед вами, один из фаворитов короля Генриха, и мои бедные мозги находятся в совершенном расстройстве. Мне очень повезло, что мой добрый сузерен пожалел меня, дал мне свои обноски в качестве одежды и позволил мне развлекать себя.
— Весьма трогательная история, мастер Николас.
— И в самом деле, — он опять вздохнул.
— Но Генрих никогда не славился ни добротой, ни жалостью. И если ваши мозги не в порядке, то я — трактирная шлюха.
— Да это же замечательно! — воскликнул он и придвинулся к ней.
Она залепила ему пощечину. И это был не какой-то там легкий удар, она стукнула его весьма ощутимо. Леди Джулиана настроена весьма серьезно, подумал Николac, потирая ушибленную щеку и отодвигаясь от своей жертвы подальше.
— Очень хорошо, — сказал он. — Вы не трактирная шлюха, к моему глубокому сожалению. Но согласитесь, ведь стоило попробовать.
— Зачем вы это делаете?
— Делаю что?
— Дразните меня. Раздражаете. Почему бы вам просто не оставить меня в покое?
— Дорогая леди, но ведь это моя работа. Я здесь для того, чтобы развлекать и забавлять.
— Я не нуждаюсь в развлечении.
Он улыбнулся ей, на этот раз совершенно беззлобно.
— Да, конечно. Я полагаю, что в вашей жизни было много развлечений, леди Степенство. Но я могу заставить вас смеяться. Однажды мне это удалось, помните? И я не сомневаюсь, что мог бы сделать это снова.
— Но только не досаждая мне постоянно.
— Уста и всегда — плохая рифма, — заметила Джулиана.
— Сойдет. Так вы проведете со мной эту ночь, миледи? Никто не узнает. К тому же мы можем не опасаться появления на свет бастардов. Ни вы, ни я не сможем теперь заснуть, а ночь такая длинная. Пустите меня в свою постель, миледи, и позвольте мне любить вас.
— Но ведь мы, кажется, договаривались только на один поцелуй, и не больше?
— Всегда надеешься на щедрость милой леди.
— Поцелуй — это все, что вы получите, да и то, думаю, едва ли я поступила разумно, согласившись на это.
— Не думайте, миледи. От этого одни только неприятности, уверяю вас. Я, например, думаю не чаще трех раз в неделю.
Она попыталась удержать расползающуюся по лицу улыбку, но так и не смогла.
— Уходите, мастер шут. Я устала и хочу спать. Поцелуйте меня, и покончим с этим.
Она даже не догадывается, как бесконечно сладок ее рот, подумал он. Она не понимает, как может петь от наслаждения ее тело.
Но всему свое время. Прелестная леди Джулиана — сущий ребенок во всем, что касается любви.
— Как хотите.
Он наклонился, и она в тот же миг крепко зажмурилась, а губы сжала, словно ожидая жестокого удара.
Это было ужасно. Провести столько лет в браке и вынести из него только страх и трепет. Нет, он будет действовать иначе. Он ждал, терпеливо, так близко, что мог видеть, как дрожат ее веки. Джулиана задержала дыхание, но рано или поздно она должна снова начать дышать или упасть в обморок.
Впрочем, против последнего он не возражал. Он знал, что сумеет ее воскресить. Наконец она открыла глаза и с шумом выдохнула.
— Чего вы ждете? — раздраженно спросила она.
— Вас. Вы выглядите так, словно попробовали чего-то мерзкого, а я ведь даже не прикоснулся к вам. Поцелуй не предполагает боли, миледи, даже такой, как сегодня утром, очень похожий на удар.
— Я не хочу, чтобы вы целовали меня.
— Почему? Боитесь, что вам понравится?
— Конечно, нет!
— Тогда о чем вам беспокоиться? Ведь это длится совсем недолго, всего…
— Недолго? Одно мгновение, и все! Он засмеялся, качая головой.