Поцелуй смерти

– Открыть канал связи между собой и Мефистофелем, или Натэниелом, или Синриком. И увидеть помещение изнутри. Не придется гадать.

Хилл посмотрел на меня внимательно:

– Ты и в самом деле это можешь?

– Если убрать щиты и сосредоточиться – то да.

– И ты увидишь клуб изнутри тремя парами глаз, гадать не придется?

– Да, должно быть именно так.

– Черт побери, – сказал он. – Это ты так можешь со всеми своими любовниками?

– Нет, с Никки не получится. Только с остальными.

Хилл задумчиво прищурился.

– Как-нибудь потом надо будет понять, как это действует и как мы можем это использовать. А сейчас включай свою магию, Блейк. Дай нам глаза, покажи, где кто в комнате.

– Попытаюсь.

– Нет, пытаться не надо, – сказал Зебровски. – Ты сделай. Или не сделай. Нет места попытке.

Я не сразу поняла, что он цитирует «Звездные войны». Я не могла не улыбнуться. Люблю я Зебровски – вот как раз за это.

Глава сорок седьмая

Я сидела на невысоком бордюре на нежарком весеннем солнце, в бронежилете, с оружием, а вокруг стояли все парни из СВАТ, плюс маршал Арлен Брайс, плюс Зебровски, Дольф и куда больше народу из РГРПС, чем я думала, кому вообще есть до меня дело. Они сгрудились около меня, а я занималась исполнением мечты любого переговорщика с террористами о заложниках. Нам не надо было обращаться к подозреваемому или как-то запускать в клуб наблюдателя – у меня уже были в клубе глаза. Надо было только их «открыть».

Я сидела на бордюре, и при моем маленьком росте это было как на дне колодца из очень высоких людей, но мне не мешало. Быть самой маленькой я привыкла еще в школе. Прежде всего я сняла блоки, отгораживающие меня от Дьявола. Гордость предложил начать с него, поскольку Дьявол был воспитан как воин, шпион, телохранитель и убийца, хотя этого при полиции вслух он не говорил. Был он «охранник». Просто «охранник».

Я убрала щиты, отделяющие меня от Мефистофеля, моего Дьявола. Он появился в моей жизни, когда я уже хорошо умела держать экстрасенсорную и эмоциональную дистанцию с теми, кто со мной связан, и никогда не допускала его так далеко, как могли забираться Натэниел, или Мика, или Жан-Клод, или… Его я держала на дистанции, потому что знала, как это делается. И вот сейчас я всю эту тщательно сделанную работу порушила и вышла прямо на него.

Подумала о том, каково быть с ним. Ощутила его тело в своем, кожу его под пальцами, его… и вот так я оказалась в нем. Почти всегда это как будто паришь над тем, с кем общаешься, но наши с ним связи позволяли сойтись ближе, куда ближе. Я не стала сейчас этому препятствовать, и на миг глянула глазами Дьявола. Это сильно дезориентировало, и я отодвинулась обратно.

Он заморгал, глядя туда, где «видел» меня над собой. Показал свою версию непроницаемой коповской физиономии и снова стал смотреть куда-то через комнату. «Что ты видишь?» – подумала я, и тут же увидела, на что он смотрит.

Син стоял чуть ближе к сцене, впереди всех, среди маленьких столиков, почти на всех – перевернутые стулья в ожидании вечера. Никки ближе всех к двери, по другую сторону от Дьявола. Натэниел у стены на дальней стороне сцены, поодаль от дверей. Его обхватил одной рукой за шею незнакомый мне человек, а другой рукой человек держал какой-то цилиндр с кнопкой, уже нажатой, и это меня удивило бы, если бы Дьявол не сказал мне мысленно: «Она взведена, но не взорвется, пока он не отпустит кнопку». Нажатие кнопки взводит взрыватель, при отпускании он срабатывает.

Я перенесла свое восприятие на Сина, и он встрепенулся.

– В чем дело? – услышала я голос бомбиста. – Где Анита Блейк? Где?

– Отпусти моего брата, – сказал Син.

– Он тебе не брат! – завопил бомбист.

– Нет, брат.

– Заткнись! Ты, лев! Вызови ее снова!

– Синрик, пожалуйста, уйди, – сказал Натэниел.

Я почувствовала, как Син мотает головой, ощутила его несокрушимое упрямство и поняла, что он не уйдет. Это не было стремление к смерти – просто осознанное решение. Он не оставит Натэниела. Не оставит – и все.

Я подумала о Натэниеле – и ощутила руку этого человека, схватившую меня за плечи. Я смотрела на Сина, видела его синие глаза, слишком широко раскрытые, побледневшее лицо. Он боялся, но уходить не думал. Я чувствовала, как тревожится за него Натэниел, как бьется у него в горле пульс – или это у меня? В какой-то миг я ощущала сразу три пульса, и ни один из них не был мой. Одна из причин, по которым я закрываюсь как бешеная, – та, что не хочу быть как Вайскопф и его мастер: единый разум в двух телах, трех телах, или четырех, или… когда были только Жан-Клод, Ричард и я, бывали моменты, когда в трех телах присутствовал почти единым разум. Сейчас я впервые почувствовала такое с ними со всеми, оставив вне этого уровня близости только Никки. Если ощущение в себе чужого пульса можно назвать близостью.