Потому что он не хотел причинять ей боль. Не хотел, чтобы их отношения испортились, как его отношения со Стеф.
Но…
Он не перекладывал на Стеф вину за крах их брака. Он во многом винил себя и принимал ответственность за свои ошибки. Он отвечал за свой выбор. Точно так же, как Стеф отвечала за свой. А Мила — за свой.
И Мила — невероятно, потрясающе! — выбрала его. Выбрала Себастьяна Файфа, со всеми его недостатками.
Себ тоже сделал выбор — сбежал от яркого, живого будущего с Милой. Из страха.
Страха того, что он все испортит. Что его отношения с Милой неизбежно приведут к страданиям. Что он повторит прошлые ошибки. Словно он был какой-то беспомощной пешкой в собственной жизни!
Как смешно. Как глупо.
Именно он нес ответственность за свое будущее. Именно он отвечал за свой выбор — в жизни и в отношениях с Милой.
Итак, Мила выбрала его — несмотря на боль ее прошлого, несмотря на все. Даже осознавая, что он может отвергнуть ее. Мила выбрала смелость.
А он выбрал страх.
Но теперь с этим было покончено.
На следующий день, в субботу, в «Гнездышке Милы» царило невероятное оживление — это был самый напряженный день на памяти Милы. Она даже села и продолжила работать на ноутбуке. Онлайн-продажи тоже зашкаливали — ей пришлось на время приостановить заказы, поскольку она просто не справлялась со спросом.
В следующем году ей требовалось кое-что развить — возможно, изготовить несколько гипсовых форм или даже производить изделия некоторых дизайнов целыми партиями. Перспектива была и заманчивой, и немного грустной — словно наступил конец эпохи. Отныне далеко не все, продаваемое Милой, будет сделано ее руками.
Но сегодня вечером она творила как раз собственными руками. Мила сидела за гончарным кругом под журчащее фоном радио, переминая влажную глину кончиками пальцев.
Она была поглощена своим творением — мягко превращая глину из невыразительного комка в изысканную продолговатую вазу, — когда в дверь мастерской постучали.
Стоял теплый декабрьский вечер, и Мила оставила дверь открытой. Только защитная сетка отделяла ее от незваного гостя, и сейчас сетка так и громыхала от перестукивания пальцев Себа.
— Привет, — сказал он.
Не зная, как реагировать на его неожиданное появление, Мила на миг потеряла концентрацию — и ваза под ее ставшими непослушными пальцами развалилась.
— Черт! — Она остановила колесо. Себ тоже выругался.
— Прости… я не хотел…
— Я сейчас немного занята, — перебила Мила, снова сминая разрушенную вазу в комок. — Пожалуйста, уходи.
Произнести это было невероятно трудно — и Мила испытала досаду.
Продолжая смотреть вниз, она шлепнула новую кучку глины на головку гончарного круга и окунула пальцы в стоявшую рядом миску с водой, чтобы размягчить глину.
— Я никуда не уйду, — заявил Себ.
Мила закрыла глаза.
— Такой прекрасный вечер. Есть тысячи вещей получше, которыми ты можешь заняться вместо того, чтобы смотреть, как я работаю.
— Я не могу ни о чем думать.
Мила покачала головой. Нет, ему не удастся уболтать ее!
Она встала, подошла к раковине и помыла руки, стоя спиной к Себу. Потом вытерла ладони о фартук.
Почему же не становилось легче? Прошла ведь уже неделя. Разве не должна была хоть немного утихнуть эта нестерпимая боль? Но Мила ощущала ее так же остро, как тогда, когда Себ сказал ей «нет».
Он не хотел ее. Для чего же пришел сюда?
Вздохнув, Мила повернулась и направилась к двери. Он был красивым, как и всегда, — в темно-серой футболке и черных пляжных шортах. Широкие плечи, мускулистые икры…
Себ, видимо, думал, что она собирается впустить его, — но быстро понял свою ошибку, когда Мила потянулась к тяжелой двери мастерской.
— Подожди, Мила, — остановил он. — Пожалуйста, позволь мне войти.
Она снова покачала головой.
«Нет, нет, нет».
— Знаешь, — вдруг бросила Мила со своей стороны защитной сетки, — вчера я думала о Стеф.
Себ кивнул. Разумеется, он тоже думал вчера о Стеф.
— Я размышляла, как сильно мне ее не хватает. Как бы мне хотелось еще хоть раз услышать ее смех. А потом я стала гадать, что произошло бы, если бы мы с тобой действительно стали встречаться. Если бы на днях ты сказал «да» вместо «нет».
— Мила…
— И я подумала… а что, если бы ты стал сравнивать меня со Стеф? Чем бы я оказалась — суррогатом, утешительным призом или просто вторым сортом?
Себ пришел в ярость.
— Впусти меня, Мила. Ты…
— Но потом, — продолжила Мила, — я поняла, что была идиоткой.
Себ замер как вкопанный.
— Потому что, когда я — с тобой… — Она помедлила и поправилась: — Когда я была с тобой, ты никогда не заставлял меня чувствовать себя так. Наоборот, я ощущала себя центром твоего внимания, всей твоей вселенной. Чувствовала себя особенной, той, которой дорожат, которую ценят превыше всего. Просто за то, что я — это я, и ничего больше. — Она сглотнула комок в горле и призналась: — Я никогда прежде не чувствовала себя так. Никогда не чувствовала себя настолько важной для кого бы то ни было. Мне это нравилось.
Себ не прерывал ее, позволяя выговориться.