Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)

- Я хотела этого ребенка, - прошептала я. – И хочу. Он родится, если придется совсем тяжело, я вернусь в Америку, там есть кому обо мне печься… - наши взгляды встретились. Не нужно было лишних слов, все читалось по нашим глазам. Я видела в его глазах то же самое, что было в моей душе. То, как тяжело было нам обоим вести этот деловой разговор, когда до безумия хотелось бросить все и бежать на край света. Вдвоем. Но наше “мы” существовало последние секунды. Еще немного, и останемся “он” и “я”.

- У меня лишь одна просьба, - мы стояли совсем близко, его рука лежала на моей щеке, в последней отчаянной попытке удержать ускользавшее от нас время. – Береги его. И себя. Я не хочу расплачиваться за свои ошибки, зная, что причинил вам вред… - я провела кончиками пальцев свободной руки по щетине на его щеках. Я больше никогда не прикоснусь к ней. Чем бы ни кончились эти часы, кто бы ни победил, мы уже не будем рядом. И мы оба понимали это прекрасно. Если победят Кэт и Гарри и Тони выживет – он сядет в Ирманаз. Если победит Беллатриса – в лучшем случае его она не тронет, а я удеру в Америку, где есть шансы скрыться. Если победит Димитр – у меня не будет ни малейшего шанса скрыться. Впрочем, насколько я понимала мечты Верховного Хранителя, у меня и мыслей своих не останется… Решать за всех живых будут приспешники младшего Матея… И это все – если мы оба переживем последние сражения магической войны. Теплые руки обвили мою талию, в последний раз…

- Обещаю… - прошептала я.

- Я давно знал, кто ты, - он улыбнулся. Настоящей, теплой, человеческой улыбкой, за которой стояла подавляемая боль предстоящего прощания. – Но было очень интересно с тобой работать. И… С тобой мне снова захотелось жить, пусть и ненадолго. Спасибо, Анж, - он достал из кармана какой-то аккуратный конвертик. – Тут ответы на все твои вопросы, времени объясняться у нас нет. Мне пора к ней, про тебя я скажу, что тебе плохо и ты осталась дома. Учитывая твое положение, они поверят. Считай, что я написал тебе письмо, - я убрала конвертик в карман свободных уже брюк и застегнула замочек. Одежда была новая, под мою растущую в объеме фигурку. – Так что…

Его рука снова погладила мой животик. И вдруг… Это было очень похоже на легчайшее касание, на щекотание. Прямо там, где лежала его ладонь…

- Он толкнулся… - пробормотала я. Антонин вздрогнул, и вдруг на его губах показалась улыбка, омолодившая его лицо лет на двадцать разом. Он заглянул мне в глаза.

- Я думал, никогда не узнаю, каково это. Я, правда, ничего не чувствую, но хотя бы при мне. Наверное, крошечный подарок от жизни я заслужил, - усмехнулся он. – Знаешь, - озорной огонек в его глазах потух, сменившись серьезным выражением. – Я очень жалею, что не встретил тебя лет двадцать пять назад. Все могло бы сейчас быть иначе… - прошептал он. Рука скользнула по моей щеке, стирая слезы, которые я все-таки не сумела удержать. – Не надо плакать, девочка, оно того не стоит…

- Возможно, встреться мы раньше, не было бы вообще ничего, - пожала я плечами. – В любом случае, я не жалею… Обо всей этой истории, начиная с октября, - еще несколько почти ничего не значащих слов и я ощутила на губах знакомый привкус его губ. Невысказанные признания, недосказанные слова повисли вокруг нас, как чудовищное напоминание о том, насколько нелепо все это было с самого начала. В этом доме уже никогда не послышится мужской смех в ответ на детское лепетание, владелец этого дома не будет держать малыша, делающего свои первые шаги, за руку. Поцелуй прервался. Я протянула ему его палочку. - Держи. Если хочешь, можешь убить. Думаю, основания для этого у тебя есть… - я не договорила, поскольку Долохов взмахнул палочкой. Желтая вспышка.

- Я развязал тебе язык, - его рука в последний раз скользнула по моей щеке. Он приманил мантию Пожирателя, надел и в последний раз взглянул на меня. Светильник освещал нас, оставляя паутинку теней. – Не люблю долгие прощания, - с хрипотцой произнес Антонин.

- Я тоже, - кивнула я. – Не считай, что я все делала из меркантильности. И спасибо, что не выдал. Уж не знаю, почему, - эти слова застали его уже в двери. Он не обернулся, стоя между дверью нашей спальни и лестницей вниз. В тишине дома отчетливо прозвучали всего четыре слова, от которых мне показалось, что сердце вот-вот остановится от терзавшей меня боли и противоречивых чувств. Долг, привязанность, полублизость сплелись тесным клубком, с которым я жила уже не один месяц. Это должно было кончиться, рано или поздно. Оно и кончалось. Жестоко, больно, страшно, но кончалось…

- Я люблю тебя, Лика. – Шорох его шагов по лестнице и скрип нижней ступеньки. Я прижала руки к животу, глотая слезы, мешавшие видеть. Сквозь их пелену я различала силуэт в самом низу лестницы. Оттуда он трансгрессирует, и мне тоже пора бы в аврорат… В последний раз посмотрев вслед человеку, рядом с которым мне пришлось очень быстро повзрослеть, я произнесла в тишину почти опустевшего дома: