Классная доска и картотечные шкафчики оставались на своих местах, а вот учительский стол и парты были убраны. Их то ли продали с торгов, то ли передали новой начальной школе. Все помещение было загромождено штабелями коробок с наклейками «Шляпы», «Шарфы» и так далее, а на целых рядах вешалок пылились сценические костюмы. Их запах смешивался с еще не выветрившимся запахом учебников. Мы с Либби переступали через коробки и копались в ворохах одежды с единственной целью — чтобы в моей тетушке мог проявиться внутренний гот.
— Это так здорово, просто слов нет, — тараторила я, перебирая шмотки. — Не могу себе представить, чтобы кто-то еще пошел на такое ради меня.
— Шутишь? Мне это нравится.
Тетя и вправду перебирала платья на вешалках, лучась от восторга.
— Должна признаться, это одна из причин, почему меня так привлекает сцена. Она дает возможность преображаться, менять стиль, не выглядеть всю дорогу одинаково. А то ведь и обалдеть можно, долго не меняя образа.
— А я не могу представить тебя другой. Ведь о человеке судят по его манере одеваться. Речь, конечно, идет не о бисере или там браслетах. Просто ты в любом случае умеешь оставаться самой собой и ни под кого не подстраиваешься.
— Я уже давным-давно бросила этим заниматься, — рассмеялась тетя.
— А вот мама никак не может понять, что для меня значат моя помада и темная одежда. Я ведь ношу татуировки не ради того, чтобы позлить ее, а для себя, потому что это мое.
— Моя мама тоже не понимала моих пристрастий и увлечений, — сказала тетушка Либби, чуть помолчав. — Дело ведь не в том или ином стиле, не в дизайнерах и ярлыках, а в самовыражении, в собственной позиции.
Я улыбнулась. Эти слова нашли отклик в моей душе. По манере одеваться мы с тетей Либби различались как день и ночь, зато сходились на том, что каждый имеет право на самовыражение.
— На то, чтобы понять, кто я, у меня ушли годы, — промолвила тетя. — Хотя на самом-то деле я знала это всегда, во всяком случае с твоего возраста. Просто очень многие люди, окружавшие меня, имели свое представление насчет того, какой мне следует быть, и покоя мне не давали, если я этому представлению не соответствовала. Твой отец с годами вполне вписался в истеблишмент, а вот я сохранила свои хипповые фенечки, альбомы «Пинк Флойд», левоцентристские идеалы и в конце концов нашла людей, которых устраиваю такой, какая есть.
— Для меня очень важно то, что ты поменяешь свой образ ради одного вечера, который мы проведем вместе.
— Выходит, теперь мы с тобой стали еще ближе, — улыбнулась тетушка Либби.
— Вот черное платье с корсетом.
И я вытащила его из кучи костюмов.
— Я его надевала, когда играла Елену, — припомнила тетушка. — Мы тогда ставили Шекспира, «Сон в летнюю ночь». Потом я неделю вздохнуть не могла. А как насчет этого? — спросила тетушка, нахлобучив шляпу ведьмы, не иначе как из невостребованного реквизита к «Волшебнику страны Оз».
— Боюсь, малость перебор, — ответила я.
Потом она отыскала глухое черное платье пуританского покроя.
— Вот это неплохое. Если его укоротить на несколько дюймов, то, пожалуй, будет просто замечательно.
— Думаю, полный отпад, — сделала я ей комплимент.
Вдоль стены под окнами тянулись картонные коробки с надписями «Мужск.», «Женск.», «Детск.».
Я взяла верхнюю коробку с женской обувью и принялась в ней рыться. Чего там только не было! От ковбойских сапог до шлепанцев, от галош до туфель на шпильках.
— Ага, вот подходящие туфельки! В них с черными колготками и в этом платье «Тигель» ты будешь смотреться как…
— Как повзрослевшая Венсди Адамс,[2]
— закончила за меня тетя.— То, что надо! — с энтузиазмом воскликнула я.
Потом мы вернулись домой к тетушке, и пришло время сотворить макияж мечты Рэйвен Мэдисон. До сих пор моими наивысшими достижениями в этой области были советы, которые я давала Беки перед свиданиями с Мэттом.
Теперь, устраивая собственное шоу визажиста, я сочла необходимым избавиться от всех элементов загородного стиля с присущими им пастельными, цветочными и хрустальными оттенками и заменить их кроваво-красными, кислотными и могильно-черными. Работенка меня ожидала еще та, это не Беки консультировать. Мне предстояло превратить тетушку, хипповатое «дитя цветов» во всем, от золотисто-каштановой макушки до пальцев ног, покрытых зеленым лаком, в настоящую царицу ночи.
Пока одна ее рука отмокала в лавандовой воде, я покрывала черным лаком ногти на другой.
— Так, раз время есть, расскажи мне о своем кавалере.
Я обхаживала ее, как профессиональный мастер из салона красоты.
Рассказывая о своем обеде с Девоном, тетушка Либби хихикала, словно мы были лучшими подружками.
— Он не похож ни на одного мужчину из тех, с которыми я когда-либо встречалась. Терпеливый, внимательный. Всегда выслушивает до конца.
— А у тебя есть его фото?
— Да у нас было всего одно свидание. Кроме того, он не любит фотографироваться.
«Любопытно», — подумала я.