Поцелуй василиска

Я поднажала, перепрыгивая через трухлявый пень не хуже олимпийской чемпионки. На счастье каблуки у туфелек оказались не слишком высокими и вполне удобными, чтобы я не поломала ноги на первом же буреломе. В лесу оказалось куда прохладнее, чем в залитой солнцем уютной долине, меня начало ощутимо прихватывать ознобом, и вскоре я довольно быстро потерялась среди однообразных дубов и зарослей папоротника и медуницы. Сухой хвощ будто нарочно тянул за кружева, и я со злостью выдирала несчастное платье из прочного захвата. Прическа растрепалась, локоны снова лезли в глаза, прилипая к взмокшему лбу. В хорошеньком же виде я появлюсь в деревне. Ну и плевать. Главное, подальше отсюда. Главное, чтобы его сиятельство поверил в мою мнимую смерть. Главное, чтобы не догнал…

И тут же стоялый воздух разрезал трубный звук горна.

Я на мгновение замерла, оглядываясь по сторонам, сердце колотилось, едва не выпрыгивая из корсета. Откуда звук? Слева или справа? Эхо перекатывалось по холмам, мешая сориентироваться. Я стиснула зубы и решилась, уклонившись вправо.

Здесь лес становился гуще, а трава выше. Кружево поистрепалось, и подол платья потемнел от травяного сока, на оборки налипли сухие листья осин.

Горн снова протрубил. Теперь отчетливо слева, а значит, я взяла верное направление. Стиснув зубы, я побежала с новой силой. По моим подсчетам лес должен был давно поредеть, а деревенька — вынырнуть из долины, как городок из табакерки. Но этого почему‑то не происходило. Я перебралась через овраг, пыхтя, как паровоз, дважды упала, вонзаясь наманикюренными пальцами в перегной и собирая на себя весь лесной сор. Впереди плеснула синяя даль, и я едва не расплакалась, когда поняла — лес действительно редеет, вот скоро я выбегу на опушку, и тогда…

Горн протрубил совсем близко, на этот раз где‑то прямо передо мной. И, отзываясь на его рев, послышался скрежещущий звук, словно ножом водили по фарфоровой тарелке. От него сразу бросило в жар и пот. Я затормозила, ухватившись за ближайшую рябину, и вовремя, потому что прямо передо мной из густого подлеска вынырнула хищная треугольная морда.

Разинув пасть, виверна прикрыла складчатые веки и дохнула на меня сырым мясом и гарью. Я зажмурилась, давя в горле крик. На щеки брызнула слюна. Господи боже, пусть она будет не ядовита!

— Тубо, Грета! Нельзя! — услышала я грозный оклик.

Защелкал кнут, и виверна жалобно рыкнула, словно обидевшись.

Я приоткрыла глаза и увидела, как по высокой траве размеренно и спокойно идет генерал. Не доходя до меня пары шагов, он поднял руку, и к его ладони тут же прильнула исполинская морда, потерлась, скрипуче мурлыча. Генерал улыбнулся.

— Хорошая девочка, — сказал он, потрепав бородавчатую голову чудовища. — Учуяла, умница.

Наконец шагнул ко мне и стиснул мое плечо, как клещами. Я скорчилась, стараясь не глядеть в его лицо. От генерала веяло силой и злобой, его взгляд давил, как могильная плита.

— Хорошая попытка, пичужка, — сдерживая ярость, проговорил он. — Вторая по счету, насколько мне известно. И обе неудачные. Третьей не будет.

Я сжала губы, борясь с внутренним гневом. Значит, чертов адъютант все‑таки заложил меня. Скотина! Мерзкий прихлебатель!

— Я все равно никогда не соглашусь, — сказала я, глядя себе под ноги.

— Конечно, — холодно парировал генерал, обведя ладонью мое лицо. — Но мне плевать на ваше согласие. Эй, Ганс! — крикнул он через плечо.

Из подлеска вынырнул вездесущий адъютант. За ним, пыхтя, пробирался священник, высоко задирая колени и поддерживая рясу.

— Кольца готовы?

— Так точно, ваше сиятельство! — сверкнул улыбкой Ганс и протянул подушечку с кольцами.

— Заканчивайте, святой отец, — процедил генерал, не оборачиваясь и все так же прожигая меня взглядом.

Я даже сквозь очки чувствовала этот полыхающий огонь, эту яростную бурю. Будь его воля, генерал растерзал бы меня прямо здесь. Но он лишь протянул руку, и адъютант передал ему кольца.

— Фройлен Мэрион, примите это кольцо как символ и обещание моей любви и верности, — заученно проговорил генерал и, сжав мою ладонь так сильно, что я невольно вскрикнула, снял помолвочное кольцо и ловко надел венчальное на безымянный палец. — Теперь вы.

Я мотнула головой, скорее из упрямства, сил не осталось, голова снова кружилась, невыносимая тяжесть давила на плечи.

— Этим кольцом я обещаю хранить любовь и верность, — подсказал священник.

— Никогда, — выдохнула я.

— Плевать, — в раздражении перебил генерал и сам надел кольцо, потом подхватил меня поперек талии, я завизжала, замолотила кулачками по его широкой спине, чувствуя, как под моими руками перекатываются могучие мускулы.

— Благословляйте, святой отец! — крикнул генерал.

Священник подпрыгнул, выставляя крест, как щит, перекрестил нас трижды и пролепетал:

— Властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой!

— Аминь, — сквозь зубы сплюнул генерал, шлепнул меня по заду и широкими шагами пошел к виверне.

Я билась в его руках, как пойманная птица, визжала, звала на помощь, но генерал заломил мне за спину руки, скрутил их атласными лентами и так, словно беспомощную куклу, перекинул через седло.