Поцелуй василиска

— Понимаю. — Жюли подошла и присела рядышком, заглядывая в глаза и робко гладя меня по запястью. — Когда уехал Ганс, мне тоже стало одиноко и грустно. Я даже всплакнула, представляете? А ведь он уехал всего на день-другой. Представляю, как нехорошо вам, когда его сиятельство в тюрьме, и неизвестно, когда его выпустят. Ганс говорил, что король может быть очень упрямым…

— Ты любишь его? — грустно улыбнулась я.

— Его величество? — испуганно переспросила Жюли. — Или его сиятельство?

— Да нет же, молодого адъютанта.

— Ах! — Жюли зарделась и опустила ресницы, по ее губам расплылась мечтательная улыбка. — Он такой смелый и сильный. Такой умный! Он побывал во многих странах. Он знает несколько языков и так смешно говорит по-альтарски. Совсем как его сиятельство! С ним спокойно и хорошо, особенно когда он обнимет сильно-сильно и поцелует так…

— Жюли! — Догадка пронзила меня, я сжала ее пальцы, и девушка от неожиданности вздрогнула, подняв на меня круглые, как у олененка, глаза. — Ты что… ты была с ним? Была как… с мужчиной?

— Госпожа, — залепетала она и часто-часто заморгала, а по щекам поползли алые пятна. — Я, право, не понимаю…

— Ну что ты! — поспешила успокоить я ее, поглаживая дрожащие пальцы. — Я вовсе не собираюсь тебя бранить. Близость с любимым мужчиной — лучший подарок, который может сделать себе женщина.

Я провела ладонью по ее темным волосам, и девушка зарделась и растаяла.

— Да, — прошептала она. — Вы… не сердитесь, госпожа?

— Ничуть, — рассмеялась я и поцеловала ее в макушку. — Он был ласков с тобой?

— Очень, — с жаром ответила Жюли, и ее глаза снова заблестели. — Как он целует, госпожа! От его поцелуев в груди все тает, и кажется, что умираешь от удовольствия! А как жарко обнимает… О, я и думать не смела, что в наше время еще остались такие мужчины. Он нежный и добрый, очень ласковый. И с вашего благословения, — тут девушка зарделась еще сильнее, — мы бы хотели пожениться, госпожа… не сейчас… когда все закончится… когда его сиятельство выпустят…

— Я бы очень хотела этого, — улыбнулась я, не зная, чего желаю больше, свадьбы верной подруги или свободы для любимого.

Слова Жюли затронули натянутую струну в моей душе, и она завибрировала, отозвалась болью. Ведь и у меня была волшебная ночь, и были сладкие поцелуи и жаркие объятия, и был полет… а утром нам обоим подрезали крылья.

Слезы навернулись на глаза, и я прижала ладони к векам, стараясь сдержать рыдания. Жюли подскочила и принялась целовать меня в щеки, в ладони, в лоб, приговаривая:

— Все будет хорошо, госпожа. Вот увидите! Вы ведь любите его тоже, да? Любите?

— Люблю, — сквозь слезы ответила я. — Мне кажется… нет, совершенно точно, Жюли. Если его казнят, я умру!

— Никого не казнят и вы не умрете! — Девушка обняла меня, погладила по распущенным волосам.

Я качнула головой и высморкалась в кружевной надушенный платок.

— Не знаю… мне больно даже подумать об этом. Я просто не знаю, как доказать невиновность Дитера!

— Разве это так трудно, госпожа? — наивно спросила служанка. — Ведь вы полюбили его, вы были с ним как жена с мужем. Проклятие должно быть снято!

— Но оно не снято, — простонала я, и Жюли замерла с приоткрытым ртом, недоверчиво глядя в мое лицо.

— Как? Вы шутите! Вы ведь сказали…

— Вовсе не шучу. — Я упрямо и зло тряхнула волосами. — Проклятие не снято, Дитера проверили на крысах, они все окаменели, и теперь моего мужа держат в кандалах и с повязкой на глазах, а он сам думает… думает, — я снова всхлипнула, — что я его не…

— Ах, госпожа, нет! — перебила Жюли. — Как можно сомневаться в вас? Я ведь вижу, что вы страдаете, плачете. Ваше сердце полно жалости и любви. Тут что-то не так…

— Что? — умоляюще заломила я руки. — Где найти ту книгу, в которой написано, как снять это проклятие? Может, в комнате его сиятельства? Той, запертой, где висят портреты его родителей?

— Ганс говорит, оно не записано нигде, — покачала головой Жюли. — А передалось устно от проезжего мага. Может, он что-то напутал?

— Или наврал, — мрачно произнесла я и привычно затеребила кулон. — С этих шарлатанов станется.

Я вдруг замолчала, сжав камень в кулаке. Он отозвался пульсацией, и озарение вспыхнуло в голове, как зажегшийся во тьме фонарик.

Проклятие снимет наследница знатного, но обедневшего рода, которая полюбит василиска всем сердцем…

Я полюбила Дитера, провела с ним ночь, вот только я — Маша, не Мэрион. И, разумеется, не наследница знатного рода.

— Я не баронесса Адлер-Кёне, — проговорила я вслух, продолжая сжимать кулон.

— Конечно, — осторожно ответила Жюли. — Вы теперь герцогиня фон Мейердорф.

— Нет-нет. Ты не понимаешь. Я вовсе не Мэрион. Вернее, не та Мэрион, за которую меня все принимают.

На этот раз Жюли отстранилась и поглядела на меня с тревогой.

— Госпожа, — начала она, — если вам дурно, я принесу зеленый чай и мокрое полотенце, и тогда…

— Тебе это покажется смешным, — перебила я, — но это действительно так. Заметь, я многого не помню из своей прошлой жизни, из детства! Не помню родителей, не умею танцевать, да ты и сама говорила, что я изменилась после болезни.