Она страстно желала этого потому, что в первый раз за целый год нашла причину забыть об опиуме. Габриэль – мужчина, желавший ее с неожиданным пылом и нежностью. Габриэль – человек, нарушивший все мыслимые клятвы, истязавший себя и скрывавший все только из-за заботы о ее благополучии. И вопреки подозрениям Джейкоба Габриэль больше не жестокий убийца.
Она на это надеялась.
Голод терзал ее изнутри. Жажда обжигала язык. Старая необходимость в фальшивом освобождении только усилилась.
Ада подошла к узкому окошку. Внизу под укреплениями Дворца правосудия палач готовил виселицу. Две веревки болтались, свисая и отбрасывая на солнце похожие на змеи тени через весь двор. Торговцы и крестьяне, уже начавшие свой день – одни с тяжело груженными тележками, а другие с пустыми корзинами и мешками, – уже начали собираться вокруг помоста.
Ада поежилась. Утро еще не прогнало холод ночи, а мысли о будущем никак не помогали унять дрожь и согреться.
За ее спиной загрохотал засов. Она обернулась, чтобы увидеть охранника, который вошел в ее камеру. Он протянул веревку, и Ада послушно подставила запястья. Она не будет сопротивляться, не сейчас. И не будет трусить. Решимость встретить суровое испытание со всем достоинством, которым она обладала, помогла перевесить унижение. Она уже достаточно долго плакала и умоляла.
Она пошла за стражником. Металлические детали его доспехов блестели на солнце.
Другие стражники выводили заключенных из камер и привязывали к Аде, как звенья цепи. Скоро их набралось семеро, и Ада подумала, кому же из них уготована виселица. Ее, вероятнее всего, будут судить огнем. Ей придется пройти девять шагов с раскаленным докрасна железным прутом в руках. Ее кожа отслоится от ожога, и ее вина будет определена через три дня, когда раны загноятся. Лишь божественное вмешательство – чудесное исцеление ладоней – докажет ее невиновность.
Но она не была невиновной. Она опустила глаза и сжала пальцы. Вердикт уже не будет иметь значения, когда пылающий прут изуродует и искалечит ее руки.
Она споткнулась. Стражник грубо окрикнул ее и резко дернул, поднимая. Она удивилась незнакомым словам – знание кастильского вдруг так же истощилось, как ее отвага.
Глава 28
Габриэль ходил взад-вперед по маленькой, почти пустой комнате, которую они сняли на ночь. Солнечный свет медленно растекался по истоптанному тростнику у него под ногами. Он чувствовал себя словно в клетке. Беспомощным. Бланка сидела на матрасе, притиснутом к внешней стене. Учитывая, сколько внимания на нее обращал Габриэль, она вполне могла быть мебелью. А Фернан просто исчез.
Смогла ли Ада поспать? Нет, только не снова попав в заключение, наверняка окруженная темнотой и старыми страхами. Его руки дрожали. Успокаивать и проводить ее через каждый момент слабости стало его единственной отсрочкой исполнения приговора, медленной работой по превращению себя в лучшего человека. Мысль потерять ее пробила дыру во всех его планах на будущее. То, что он держал эти планы так близко к сердцу, только доказывало, каким дураком он стал. Из-за нее.
Когда на рассвете вернулся Джейкоб, Габриэль наконец-то прекратил беспокойно ходить из угла в угол.
– Ты говорил с доньей Вальдедроной? – спросил он.
Джейкоб кивнул.
– Она написала официальную бумагу, которая покрывает все долги Ады. Она будет бесплатно работать переводчицей целый год, но освободится от всех обвинений.
Бланка радостно хлопнула в ладоши. Габриэль почувствовал облегчение. Даже воздух показался слаще, пропал смрад этой гнилой комнаты. Даже солнце засияло ярче. Успешное возвращение Джейкоба смягчило беспомощность, которую ощущал Габриэль, не имея возможности подать прошение суду от имени Ады.
– Что ты будешь делать теперь? – спросил Габриэль.
– Вот это должно быть доставлено его величеству, – сказал Джейкоб, вынимая свитки из сумки Ады. – Король Альфонсо переехал со всем двором во дворец доньи Вальдедроны, а с ним члены леонской делегации. Необходимо предупредить его, что он обедает с предателями.
Бланка предложила Джейкобу простой мешочек для документов.
– Ты думаешь, это разумно? – спросила она. – Они могут решить убить посланца.
–
Габриэль нахмурился:
– Ты оставляешь Аду?
Джейкоб сдернул с плеча арба-чет. Быстрый, проницательный блеск в его глазах померк совершенно. Вокруг рта залегли мрачные складки.
– Ей нужно, чтобы там был ты, а не я, – сказал он.
Паника смешалась с чем-то сродни победе, возбуждающей и жаркой. Джейкоб любил Ацу. Это было ясно с самого начала. Но Ада никогда не проявляла к Джейкобу таких же яростных эмоций, которые испытывал на себе Габриэль. Ее гнев. Ее насмешка. Ее страсть.