Поцелуй воина

Тесемки рубашки развязались под ее проворными пальцами. Она распахнула тонкую ткань, которая совсем недавно была прекрасной дорогой одеждой, а теперь из-за их подвигов превратилась в лохмотья. Ее кожа сияла в лунном свете, бледное видение, которому он никогда не доверял в реальности.

Но вот она стояла, глядя на него полуприкрытыми глазами, и дразнила улыбкой, которая когда-то угрожала свести его с ума. Безумие, нарастающее в нем сейчас, было сродни неутолимой жажде. Он взял ее руку и поцеловал костяшки пальцев. Она задрожала.

– Ты замерзла, – сказал он.

– Так согрей меня.

Ада грациозно скользнула на пол. Он коснулся ее обнаженного соска губами. Она чуть выгнулась. Ее тихие стоны наполнили воздух, тогда как в его паху собиралась и пульсировала кровь.

Его тело изнывало от усилий, которыми он сдерживал себя. Но он боялся разрушительной силы своего желания. Он боялся пропустить какую-нибудь деталь, о которой в дни и недели безумия, которое придет, будет жалеть. Поэтому он целовал, ласкал и прикусывал с бесконечной нежностью, изучая ее тело.

Габриэль поднял голову и увидел, что ее лицо в слезах. Он поцеловал одну слезинку, потом другую, горячую и соленую на его языке.

– Не плачь, mi inglesa. Пожалуйста.

– Что я могу с этим поделать? Я... это изумительно.

Сдаваясь своему желанию, он накрыл ее грудь своими руками.

– Да, ты такая.

Мягкая округлость груди, впалый живот – она все еще слишком худая после болезни, – и он уже не мог больше сопротивляться. Он продал свою душу за обещание ее безопасности. Его женщина. Его жена. Желание обрушилось на него с новой силой. Он прижал ее ближе и снова завладел соском. Ее хриплый крик пронзил ночной воздух и прогнал слезы.

Огрубевшие и покрытые мозолями, его руки, казалось ему, недостаточно чувствительны, чтобы оценить гладкую мягкость ее кожи.

Еще одна волна дрожи пробежала по ее телу. Еще один сдавленный вздох. Она извивалась в его объятиях, все теснее прижимаясь к нему своими бедрами. Габриэль застонал.

– Позволь мне поцеловать твою шею, – прошептал он. – Прежде чем мы отрежем волосы.

Габриэль развернул ее и опустил на четвереньки. Затем откинул длинную гриву волос в сторону и притянул любимую ближе. Окутывая ее своим телом, он целовал ее затылок. Она выгнула спину и прижалась теснее к его твердой мужской плоти.

Габриэль сбросил тунику и бриджи и вернулся к ней, плоть к плоти. Он протянул руку и нашел ее влажные складки. Ощущение ее кожи, такой готовой для него, лишило его последних обрывков самоконтроля.

Скользить в нее было сладостным восторгом, воздух обжег его легкие, когда она открылась для его медленного проникновения. Она прошептала его имя в долгом выдохе.

– Mi inglesa, – прохрипел он в ее шею.

Их танец угас, доставляющий удовольствие ритмичный узор от медленного до яростного и снова медленного. Неторопливо Габриэль подался назад, так что они почти разделились, а потом снова вошел. Он пировал в мучительно-изысканном ощущении ее тела, принимающего его, каждый раз, пока его размеренное движение не стало пыткой. Огонь хлынул в его вены. Едва дыша, он рывком притянул ее к себе и совсем чуть-чуть вышел, а затем снова погрузился в блаженную глубину.

Он понимал, что нужно замедлить темп. Смаковать. Ему нужно уделить внимание ее жаждущему телу и подарить восторг, который она искала. Хотя каждый мускул дрожал и пульсировал, он посвятил себя своему желанию. Нежность исчезла. Месяцы и годы воздержания уступили чисто звериной жестокости его желания.

Но Ада не отступила. Ее крики набрали такую силу, что Габриэль закрыл ей рот. Он сжал ее тело, балансируя с ней на грани удовлетворения.

– Тише, mi ama, – пророкотал он. – Держи бурю внутри себя.

Он прильнул ртом к волосам за ее ухом, наслаждаясь ее вкусом. Страстные вздохи совпадали с яростным ритмом их тел. Во внезапном резком спазме освобождения она укусила его и содрогнулась всем телом. Все ее мышцы были напряжены и дрожали.

Габриэль вошел в нее еще раз. Горячий свет вспыхнул перед его глазами, когда наслаждение обрушилось на него, темное и правильное, и прекрасное.

Глава 31

Рухнувшая в изнеможении Ада лежала с Габриэлем на полу камеры. Он свернулся вокруг нее, пресыщенный, все еще обнаженный, почти в той же позе, в какой они любили друг друга. Ленивый ритм его прикосновения убаюкивал ее, унося в место абсолютного удовлетворения; ее тело, разум и душа соединились.

Навсегда. Да, она могла остаться в этом месте навсегда. И она осталась бы, не важно, какой ценой.

На исходе ночи, когда эйфория их страсти рассеялась, замерзая, она задрожала. Даже тепло Габриэля, его мускулистое тело и защищающая сила его рук не могли защитить ее от утра. Печаль царапала изнутри ее веки. Она накрыла ее обнаженное тело как саван, который никакой нож не сможет ни разрезать, ни порвать.