Поцелуй воина

Ада расправила плечи и замерла, когда он начал резать. Глиняное лезвие с трудом, грубо пилило ее волосы. Габриэль работал с неизменным терпением. Дважды он останавливался, чтобы заострить лезвие, не говоря ни слова. Охапки волос падали вокруг Ады, потом пошли более короткие прядки, пока все волосы не оказались обрезаны.

Габриэль сел, все еще обнаженный, глаза были непроницаемы. Ада подняла руку к голове, которая казалась на удивление легкой. Длинные блестящие волосы были обрезаны до коротких неровных прядей на уровне подбородка. Она помассировала затылок, потом взлохматила свою новую прическу.

Хотя Габриэль гордо улыбался, она опустила голову.

– Я, должно быть, выгляжу смешно.

– Вовсе нет, – возразил он.

Ада вздохнула.

– Ну, что сделано, то сделано. Ничего такого, чего нельзя поправить, если я переживу этот день.

– Когда. Когда ты переживешь этот день.

– Ты веришь, что я смогу это сделать? Правда?

– Правда, – ответил он. – Я бы не испортил твою красоту ради чего-то менее стоящего.

Она потянула за короткую прядь.

– Испортил мою красоту? Я знала, что это будет ужасно.

– Иди сюда. – Он протянул к ней руку, на губах играла та самая улыбка. – Позволь мне показать, как мало это для меня значит.

Хотя Ада спала, Габриэль никак не мог расслабиться. Она лежала рядом, закинув ногу ему на живот. Его туника служила им одеялом, а плечо было ей подушкой. Он с жадностью овладел ею еще раз, доведя их обоих до головокружительной точки утомленного удовлетворения, но Габриэль не чувствовал того покоя, который надеялся найти.

Только страх.

Он поцеловал ее в макушку и улыбнулся – короткие волосы щекотали губы. Но то веселье исчезло. Хотя он был рад, что убедил ее в необходимости бороться, сейчас он стоял перед последствиями утра.

А если она беременна...

По крайней мере они женаты. Их ребенок не будет расти бастардом. Не важно, что она в конце концов подумает о его решении. Она воспитает их ребенка сильным и любимым.

То, что она может возненавидеть его так сильно, чтобы бросить ребенка, давило на его виски. Возможно, она вернется к опиуму. Возможно, она посчитает это напоминание слишком болезненным, чтобы его сохранить.

За закрытыми веками он видел ее сидящей на нем верхом. Она смеялась, еще раз принимая его в себя, тряся обстриженной головой, наслаждаясь свободой. Каждым подъемом своих бедер она подводила его ближе к освобождению. А потом она рухнула, дрожа так же, как он.

Но воспоминания об их соитии бледнели перед мыслью о ее руках, блуждающих по его спине. Она исследовала ужасные шрамы без страха или отвращения, облегчая боль его прошлого. Несколько мгновений он чувствовал себя освобожденным и ожившим. Ада помогла ему преодолеть все преграды.

Теперь у него отберут доспехи, созданные годами боли и дисциплины. Он вернется к хозяевам своей юности и снова станет рабом. Будет выполнять их приказы.

И ему стало страшно.

Широко раскрытыми глазами он смотрел на узкое окно и видел мерцание бледнеющего лунного света. Он оказался в таком отчаянии, что был готов попросить помощи. Честно говоря, он умолял о ней, и подошел к идее молитвы с душой, обремененной извращенными требованиями Пачеко. Он молился – не о себе, а о безопасности Ады. Он молился о том, чтобы она нашла силу жить и растить ребенка со всей любовью, на которую была способна, любовью, которую он мог бы с ней разделить.

Но, глядя в ночь, он знал, что не может доверить свое будущее Хоакинуде Сильве. Его отец никогда не держал обещаний. Обещания означали честь. Уде Сильвы ее не было.

Он смотрел в темноту, обдумывая разные возможности. Это была игра, ничего больше. Он сидел с одной стороны шахматной доски, его вероломный отец – с другой. Только когда рассвет начал очищать небо от темноты, он нашел маневры, которые могут освободить их обоих.

– А теперь быстрее. Ада, скорее.

Она очнулась от грохота ключей в коридоре. Габриэль уже натягивал на нее через голову платье. Она оттолкнула неловкие мужские руки и закончила одеваться.

– Подожди, – сказал он.

Габриэль опустился на колени перед ней, держа в руке глиняный осколок. Ада подумала, что он готов отбиваться этим примитивным оружием. Но ее легкомысленная надежда растаяла. Она не хотела, чтобы он сопротивлялся, потому что охранники просто убьют его. Не важно, какую сделку он заключил, чтобы остаться с ней на ночь – а она знала, что заключил, знала без сомнений, – они не замедлят покончить с ним. Даже ее воин не мог противостоять таким обстоятельствам.

Она была уже готова выбить ногой осколок из его рук, но он приставил заостренный черепок к подолу ее платья. Двумя резкими ударами он прорезал ткань и оторвал нижнюю треть юбок. От колен до верхнего края сапог ее ноги были открыты.

– Что ты делаешь?

– Так ты сможешь двигаться быстрее. – Он сверкнул улыбкой. – А вид твоих голых ног отвлечет любого мужчину, с которым тебе придется сражаться.

– Несомненно, так же как и мои волосы.

Дверь распахнулась и с глухим деревянным стуком ударилась о стену. Шесть стражников стояли наготове. Главный держал две пары наручников.

– Ада из Кивуда...