Дни проплывали, как в тумане. Я говорила себе, что это из-за скорой зимы, но не верила в это даже наполовину. Я засовывала в себя еду только для того, чтобы переварить бренди, который пила в своих покоях, каждый раз как возвращалась в них. Ну, хотя бы Робин избегал меня – я не видела его и ничего о нем не слышала. Видимо, он уже достаточно натворил.
После объявления о помолвке другие придворные дамы стали относиться ко мне с уважением: оставляли для меня место ближе всех к королеве и предоставляли мне выбирать наряды, когда мы помогали ей одеваться. Мне поручили разливать медовуху на предстоящей свадебной церемонии, и Элла по секрету рассказала, что некоторые из них мне завидуют.
Идиотки. Они бы не завидовали мне, если бы знали.
Вот только идиоткой была я. Как я раньше не догадывалась, что представляет из себя Бастиан на самом деле?
Великолепный, соблазнительный, столько внимания ко мне? Конечно, он был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Похоже, я привлекаю к себе только последних негодяев.
Кавендиш был прав – он ослепил меня удовольствием. Хуже, я сама позволила ослепить себя. Я позволила соблазнить себя, хотя это я должна была соблазнить его.
Я потеряла представление о том, зачем приехала сюда. Я потеряла представление о своем долге, – о единственной вещи, которая действительно имела значение.
Еще два платежа, и я буду свободна от судебного пристава. Поместье будет спасено.
Мне просто нужно как-то пережить эти два месяца, и я никогда больше не увижу Бастиана Марвуда.
И мне больше не придется выносить на себе его осуждающие взгляды. Каждый раз, когда я входила в комнату, его острые, как сталь, глаза устремлялись на меня. Эта встреча с Кавендишем, Ашером, королевой и ее архидруидом, на которой обсуждались приготовления к свадьбе, не стала исключением.
Его взгляд резал меня и в то же время заставлял ощетиниться. Какое, черт возьми, он имеет право осуждать меня? У меня была всего лишь интрижка, а он – убил собственного отца. Одно значительно перевешивало другое.
А он вел себя так, будто это одно и то же.
К моему раздражению, чем больше я размышляла над этим, – сидя прямо, несмотря на тяжесть постоянно направленного на меня взгляда, – тем больше сходств я начинала замечать.
Он никогда не лгал мне о своем отце. Я просто не спрашивала. А со временем, привыкнув к нему, я решила просто поверить, что слухи не могут быть правдой.
Точно так же Бастиан решил поверить, что я вдова, поскольку я вела себя как вдова. Я никогда не лгала ему об этом. Он просто не спрашивал.
Убийство своего родителя – та черта, за которую я не могу переступить.
И нарушение супружеской верности – черта, за которую он не переступил бы… по крайней мере, осознанно.
Если смотреть на эти две вещи через призму морали, то они не так уж и отличаются.
Если ему с детства прививали, что супружеская измена – такой же грех, как мне говорили про убийство родителя, то, возможно, я могла его понять.
Но мне от этого легче не стало.
Наоборот, стало даже хуже, потому что я невольно заставила его нарушить табу. Это делало меня еще более виноватой в том, что причинила ему боль.
И все же…
Я не должна его жалеть. Мне должно быть все равно на его боль.
Я должна проклинать его имя.
И разумом я так и сделала. То, что осталось от здравомыслящей части меня, знало, что он не тот, кого я себе представляла, но подавляющая, глупая, часть меня тосковала по нему.
Когда мы сидели рядом, глупая девчонка во мне скучала по скользящим вверх касаниям его руки по моему бедру, скрытому под столом.
Я напоминала ей, какой он на самом деле.
Безжалостный.
Опасный.
И хотя он не мог быть моим врагом, но и моим союзником не мог тоже.
Так, день за днем, я позволяла шипам расти на пустыре, образовавшемся в моей груди. Они были полезнее, чем то, что было на их месте раньше.
Они защищали меня там, где не могло защитить сердце.
Глава 74
В тот же вечер Элла пришла ко мне и плюхнулась на диван.
– Чудесный денек, не правда ли? – Я вопросительно посмотрела на нее поверх своего бокала. В нем было больше бренди, чем она одобрила бы, и к тому же это был уже второй бокал за вечер. Сегодня я решила нарушить все правила. Все, что угодно, лишь бы притупить остроту, которой Бастиан теперь пронизывал на меня.
– Лучше не бывает, – вздохнула она, потирая лоб.
Я поставила перед ней бокал и стала наливать.
– Скажи, когда хватит.
Она смотрела, как янтарно-бронзовая жидкость поднималась все выше и выше, и наконец кивнула.
Откинувшись в кресле, я уставилась на зеркало над камином, стараясь не думать о том, как сильно его серебро напоминает глаза одного эльфа.
Я должна забыть о нем. И чем скорее, тем лучше. Это будет проще, когда я вернусь в поместье и мне ничего не будет напоминать о нем, вроде этого дивана, на котором мы сидели в ту ночь, когда он остался у меня.
Долг. Только это имеет значение. Перед поместьем и людьми, которые мне дороги. Я позабочусь о том, чтобы у Мораг и Хорвича были крыша над головой, еда и жалование.
Но эта мысль не заставляла меня гореть. Внутри было так же тускло и серо, как и в пасмурный день.
И мой бокал уже опустел.