Поцелуй змеи

До сих пор я не в силах забыть полыхающую щеку своей любимой. За всем этим скрывались одновременно застенчивость и глупость, мечта и трусость. Мы неуклюже обнимали друг друга, чувствуя, как нас обдает мощной волной взаимного желания. Словно какие-нибудь воришки, мы шаг за шагом покинули площадку у костра и, пытаясь, что называется, утаить шило в мешке, укрылись в ближайшей темной рощице. В тот момент мы не произносили ни звука и, доверившись учащенному дыханию и бешеному сердцебиению, оказались во мраке пляшущих теней. Тут я заметил, что она печально прикрыла глаза и чуть приоткрыла губы, обнажив белоснежные зубки. Я почувствовал сладкий, манящий аромат, не удержался и принялся ее целовать. Мне казалось тогда, что я вкушаю нежнейший в мире плод, оторваться от которого не в силах, словно на всем белом свете не существовало лучшего удовольствия. До этого момента я еще никогда не находился с девушкой наедине и тем более не позволял себе никаких вольностей. Но самое главное то, что в ту самую минуту я принял твердое решение никогда в жизни не разлучаться с моей обворожительной подружкой.

Между тем Чжоу Цян тоже уединился со своей возлюбленной в травяных зарослях, где они без конца кувыркались и щебетали в свое удовольствие. Когда мы закончили целоваться и, взявшись за руки, пошли обратно, то как раз натолкнулись на них. К моему удивлению, Чжоу Цян, у которого самого рыльце было в пушку, оправляя на себе одежду, вдруг объявил, что застукал нас на месте преступления, и, более того, пригрозил, что расскажет обо всем декану. А я ему на это упрямо ответил:

– Прекрасно, тогда лучше нам сразу отправиться вместе, посмотрим, у кого кишка тонка…

Время пронеслось незаметно, звучавшие в тот вечер на магнитной пленке рок-н-рольные хиты вкупе с нашим молодым запалом слились воедино… И кто знает, возможно, наше сегодняшнее неудачное сборище было предопределено еще тогда.

2

Если бы не мое негодование, то я наверняка не встретился бы с тем таинственным незнакомцем. В тот момент, когда Лао Тань перепрыгнул на берег с похожей на черепаху каменной глыбы, я как раз угрюмо проходил мимо. На самом деле этого сидевшего на камне человека я приметил значительно раньше, но даже во сне мне бы не приснилось, что им окажется Лао Тань. Никто из нас не рассчитывал встретиться с ним. Мы знали, что в те годы на него обрушился ряд проблем, после чего он впал в депрессию, опустился и забился в свою скорлупу. Отыскать его было сложно, на телефонные звонки он никогда не отвечал, так что со временем всякие связи с ним оборвались.

Мы так долго с ним не виделись, что узнать его было непросто. Изменился он кардинально, даже, можно сказать, до неузнаваемости: вместо аккуратно зачесанных назад волос теперь блестела круглая лысина, и пускай кое-где на ней пробивалась жиденькая поросль, от черных волос уже не осталось и следа. Вид этих волосин грязно-белого старческого цвета сразу приводил на ум выражение «керосин иссяк, и лампа потухла». Лао Тань был облачен в серую традиционную рубаху с воротником-стойкой и воздушными петлями и в черные штаны из чесучи. На ногах его красовались сшитые вручную черные матерчатые туфли.

В тот миг, когда Лао Тань, целый и невредимый, появился передо мной в таком обличье, я не только сильно удивился, но поначалу даже отказывался это признать. Несколько раз подряд я произнес:

– Лао Тань, неужели ты, боже мой, и правда ты, Лао Тань!

Однако Лао Тань, в отличие от меня, даже губами не шевельнул. Когда повисла пауза, он лишь слегка качнул головой, бросил на меня совершенно отрешенный, затуманенный взгляд, после чего сразу устремил его куда-то в далекие дали, словно не привык отвлекаться на какие-то мирские вещи. А я все продолжал оглядывать его с головы до ног, изо всех сил пытаясь отыскать в его наружности, одежде и манерах хоть какие-то следы прежнего Лао Таня.