Миролюб в помятом доспехе полулежал за пределами школьного забора, прислонившись к ограде, шлем он снял, и потому я, наконец-то, увидел его лицо. Лет тридцать, волосы светлые, длинные и мокрые от пота. Лицо бледное-пребледное. Но, главное, что живой. Рядом с ним суетились медики. Вероника с перебинтованной головой сидела у машины скорой помощи и всё порывалась встать, но врачи её удерживали. Среди трупов я разглядел поломанный молот Ивана. Его хозяин с грустным видом сидел у вскрытого тела одного из демонов. Чуть поодаль Глеб выпотрошил другого. На меня оба аристократа смотрели волками. Видимо, заход у них оказался экономически невыгодным и винили они в этом меня.
Ну и ладушки. Главное, что пехотой не прикрылись, а значит план можно назвать успешным.
— У тебя получилось, — сказала Вероника, когда я присел рядом с ней. Выглядела девушка усталой. Силу вычерпала знатно, главное теперь восстановиться. Если досуха и без подготовки отработала, то могла и надорваться. От помощи врача, ринувшегося лечить мою царапину, я лишь отмахнулся.
— У меня не могло не получиться, — улыбнулся я девушке. — Вам, смотрю, досталось. Как Миролюб?
— Он крепкий. Его быстро на ноги поcтавят. А ты как?
Я показал два больших пальца, а Вероника продолжила:
— Они из окон посыпались как… как… Даже не знаю как назвать. Если бы не пехота, то… Мы думали ты сбежал.
Я лишь хмыкнул. Краем глаза заметил как сквозь оцепление проходят рослые вояки в бело-голубой форме. Явились не запылились. Охранники разрезали толпу, проведя сквозь неё высокого бородатого батюшку с позолоченной митрой на голове. Хмурый игумен чуточку надменно смотрел по сторонам, хищно принюхиваясь. Злые глаза шарили по людям в поисках скверны. На миг его взор остановился на мне и чуточку изменился. В нём проявилось недоумение.
Он коротко что-то сказал, и процессия двинулась в нашу сторону. Я увидел дьякона со сканером сигнатур, старающегося держаться чуть позади старшего священника. Бюрократия не должна быть такой бюрократичной, ребята. Это аварийная зона. Если ко мне выдвинут претензии в том, что я не зарегистрировался или же действовал без печати на документе — можно будет и поворчать.
То что они идут ко мне, конечно, не очень хорошо. Первую Церковь в своём нынешнем состоянии я опасался. Всё-таки для них в будущем я был главным врагом, да и мне самому часто приходилось с ними сталкиваться. Причем, скажу прямо, самые жесткие бойцы были как раз у монахов Российской Империи. Западные да восточные религиозные сообщества в подмётки им не годились. Чуть приближались боевые имамы исламистов, и, честно говоря, с ними тоже хватало проблем, но Первая Церковь доставляла максимальные неприятности. Сколько поповских эссенций я пожрал, пока был в том мире… Страшно перечесть. Не откликаются ли они во мне зловещим эхом, а? Я выпрямился, не отводя взгляда от пристального взора игумена. Священник Церкви с боевиками остановились, не дойдя до меня нескольких шагов. Встревоженная Вероника поднялась на ноги, и никто из врачей и не попытался её на этот раз удержать.
— Госпожа Медведева, господин… — игумен пристально смотрел на меня.
— Артемьев. Илья Артемьев, — прищурился я. Сильный поп, прямо жарко стало.
— Ваше Высокопреподобие, игумен Пётр, — чуть поклонилась Вероника. Местная звезда, раз его по имени кличут?
— Артемьев, — покатал на губах священник. Кустистые брови нахмурились сурово. — Артемьев… Пушкиногорский интернат?
— Он самый…
Игумен снова потянул носом, оглядывая меня с совсем не прикрытым подозрением.
— От тебя разит тьмой Артемьев.
— Это пыль с места сражения, Ваше Высокопреподобие, — улыбнулся я. Бронированные церковники держали оружие наготове, ожидая команды старшего. Так-так… Иллюзий питать не надо, если они решат меня вязать, то противопоставить мне им нечего. Поэтому улыбаемся, Илюша, и машем. На рожон не лезем.
— Твоя душа на месте, но я чувствую… Что-то, — он чуть склонился ко мне, снова потянул носом. От него пахло ладаном. Такое терпеть нельзя, но нужно. Челюсти заныли от напряжения. Будь я сильнее… Ох, чтобы сейчас тут такое началось. И оно начнётся, но сначала надо восстановиться. Канал к океану эссенции был слишком узок.
Он резко выпрямился, словно забыл про меня. Зашагал к школе. Охрана оттеснила нас в сторону. Отойдя на несколько метров, игумен обернулся, будто вспомнив о чём-то.
— Мы не закончили с вами, господин Артемьев, — сказал священник. — Я вижу тьму, но не понимаю её сути. Быть может это ерунда. А быть может… — он многозначительно качнул головой и зашагал к школе.
— Не стоит с ним ссориться, — сказала тихо Вероника Медведева, когда служитель Первой Церкви отошёл подальше. Смотрела она на него исподлобья. — Он предал анафеме князя Рябушкина-Байкальского. Весь род развалился.