О нем хозяйка узнала из московской газеты. Безо всякой надежды позвонила. Он приехал в почти полностью разрушенную квартиру. И уверенно сказал: «Все будет нормально».
Следующими вопросами были: «Как? Как избавиться?» Если опустить неинтересную груду серьезных научных терминов, предложенных Андреем, методику избавления можно изложить так: полтергейст следует перевести из огневой, разрушительной фазы в двигательную. То есть чтобы не горело, а, скажем, летало. Меньше беспокойства, больше экзотики. Делается это психотерапией. Иногда грубо — гипнозом, иногда тоньше — обычным бытовым общением, имеющим, правда, глубокий подтекст и смысл.
Приезжая, Андрей во всех комнатах ставил камеры, чтобы было чем реально убеждать городские власти: от видеозаписи не отопрешься. Поймать злого духа живьем пока не удалось.
А когда Андрей уезжает, в квартире, к сожалению, остается по-прежнему неуютно. Разве что гарью не пахнет: вычистили и вымыли. Нет Лолы — тихо. Есть Лола — все ждут, когда вспыхнет. По чистой случайности (если они вообще бывают) журналистам удалось записать на видео сюжет о полтергейсте, оперативно подготовленный 40-м каналом петербургского телевидения.
Проделки домовых
В Софии летом душно. Корреспондент газеты «Труд» Г. с женой и детьми летом 2007 года решил провести недельку на одной из дач его добрых друзей, Иво Лозенски и Славки Севрюковой.
Леля Славка («леля» — по-болгарски «тетя») — очень известный в мире медиум. Она удостаивалась личных приглашений на международные симпозиумы от короля Испании, глав Италии, Чехии, Кипра. Иво — ее ученая тень, окончил наш питерский вуз, защитил кандидатскую диссертацию и, потрясенный даром ясновидицы, по сути, посвятил ей всю жизнь.
Лукаво сверкнув своими перламутровыми глазами, Севрюкова предложила: «Две дачи вам на выбор. Лучше жить у меня: рядом с домом колодец, который все лето с водой, так что ко мне вся округа с ведрами ходит. У Иво же домовенок живет. Такой пакостник. Как бы он не испортил вам весь отдых». Корреспондент отшутился: «В Арктике, на острове Жохова, я в обнимку с белыми медведями на льдине спал, уж с домовенком как-нибудь совладаю».
Гости осмотрели оба домика. Тот, что лели Славки, — в низине, у Иво — на живописном холме предгорий, такой игрушечный, уютный — выбрали его. Кто бы мог предположить, что леля Славка и не думала шутить…
Они допоздна наслаждались прохладой вечера: подумать только, Свидня в каких-то 40 километрах от Софии, а совершенно другой климат. Как-то необычно и сказочно было рядом с игрушечным домиком Иво после сорокаградусного пекла в Софии. Долго любовались звездным небом с огненными прочерками метеоритов. Зашел сосед с ближайшей дачи, известный в Болгарии летчик-испытатель, сказал, что едет в Софию. Гости удивились: отсюда — и на ночь в пекло? Здесь же горный воздух, прохлада, кругом фрукты, ягоды. Сосед ответил уклончиво и распрощался.
Наконец, решили ложиться спать. Жену и детей Г. устроил в зале, а сам улегся на тахте в пристройке. Только стал задремывать, и тут… началось!
По стояку парового отопления, что был у него в изголовье, что-то громко, с металлическим звуком, процокало: цок, цок, цок. Потом кто-то стремительно пронесся по чердаку. И — о ужас! — в дверь стали ломиться. Причем Г., лежа ногами к застекленной двери, освещенной снаружи, видел, что там никого нет. И несмотря на это, кто-то или что-то ломилось в дом.
Г. быстро сообразил — это «шумный дух». Не зря, значит, леля Славка предупреждала. Сразу вспомнилась публикация в «Труде» о Барабашке. Да и болгарские газеты заполонили материалы о своем уникуме — Кики из Пловдива, который жил как бы в симбиозе с девочкой-подростком. Она даже с ним разговаривала на разные темы. Задавала вопросы и получала вполне осмысленные ответы.
Боясь, что домовенок испугает его семью, Г. вступил с ним в переговоры.
— Ты Кики? — спросил он и подсказал ему варианты ответа: — Если да — стукни один раз. Если нет — два раза.
Последовал ответ:
— Нет.
— Тогда, может, ты Чук («чук» — по-болгарски «стук»)?
— Да, — ответил домовенок.
— Что же ты так разбушевался?! — возмутился Г. — Ты перепугаешь моих близких.
Молчание.
— Мы тебе не понравились, и ты не хочешь, чтобы мы здесь жили? — не отступал Г.
— Да.
— Но ведь на дворе ночь, и мы не можем покинуть дом.
Молчание.
Ну, молчишь — и молчи. Г. снова стал задремывать. И в пограничном состоянии, когда теряешь чувство реальности и погружаешься в фазу сна, его снова бросило в дрожь: цок, цок, цок. И опять перебежки по потолку, порывистые попытки кого-то невидимого вломиться через дверь.