Поваренная книга Мардгайла

Он откинулся в кресле, закрыл глаза, настраиваясь на прямое подключение к Сети.

Золотые таблицы Мюрона. Смотрятся эффектно, хотя на будущих изображениях их надо увеличить — золотые пластины поместить на стены зданий. Загадочные и прекрасные руны чем-то схожи с нашими древними письменами — сходство подчеркнуть, золотой блеск усилить и показывать как бы при свете живого огня. Итак, чем это может быть из того, что нам надо.

Он еще раз полюбовался ровными рядами золотых плиток, древними знаками на них, игрой света и тени, что так мастерски создает эффект живого пламени. Огонь, вода, семя… Ну конечно же, это их священные тексты и, конечно же, о сотворении мира, ну или о его конце. Это уж как получится.

Ну что там: нагрев жидкости? Такие вещи надо начинать с «И». Никаких шуток, все вполне серьезно.

И настал миг, когда пламя его согрело воды ее.

Почему «его» и «ее»? — народу нравится секс. Потом, отчего-то все уверены, что в древности люди и нелюди совокуплялись как кролики. А воды — это не вода.

И раскрылось в ней семя его, даря душу сотворенному.

В конце концов пусть подчищают специалисты по мифологиям. Может, это и не то семя, но кто предъявит претензии?

И сияли зерна света в огне его.

И отдала она воды созданному.

И принял он воды и огонь, соединив их.

Политтехнолог еще несколько часов поиграл со словами, закончив все удовлетворенностью богов сотворенным миром. Текст пошел дальше в работу, а эксперт — домой, он и так задержался.

Дом себе он купил недавно и очень любил его. Дом стоял за городом, был он деревянным и очень уютным. По вечерам политтехнолог сидел у камина в большом мягком кресле и тени живого огня играли в догонялки на теплых узорчатых стенах. В доме было мало техники — даже жену он заставил учиться готовить на огне, заплатив за ее обучение поистине безумные деньги. Но это того стоило со всех точек зрения. Когда хозяйка вносила в столовую блюдо с каким-нибудь очередным своим изыском, взгляды всех гостей были устремлены только на него, слюна затопляла рот, а ноздри шевелились независимо от желания людей, стараясь вобрать побольше этих роскошных запахов. Молекулярное копирование, конечно, великая вещь, но и на Канопусе, и на Сириусе, и на Веге вы едите один и тот же бифштекс, и пахнет он всегда пластиком. Синтезатор получше, но и он тоже серийное производство. А у них ни одно блюдо никогда не повторялось, даже если готовилось по одному и тому же рецепту. И корочка на мясе всегда была разных цветов и рисунка, и картошечка каждый раз лежала по-разному… словом, каждый раз — новое произведение искусства.

Правда, в последнее время эксперт все меньше любил шумные большие компании — слишком уставал на работе. Но готовить жена продолжала — даже для него одного. И, вообще, она, кажется, увлеклась этим. Смотрела фильмы, читала книги, съездила на пару кулинарных конкурсов. Вот и сейчас, подъезжая к дому, он думал об ужине и покое. Работа сегодня удалась — его Золотые таблицы наверняка войдут в историю. Древние могут нести любой бред — у потомков это почему-то всегда идет на ура. И чем древнее древние, тем больший бред могут они нести. Если уж совсем зарвутся, сойдет не за произведение искусства, а за сокровенную мудрость, которую нам не понять.

На границе охраняемой зоны он отпустил флаер и пошел пешком — хотелось размять ноги. Тихонько хрустел под ногами мелкий гравий дорожки. Сад уже дремал, цветы закрылись, листья, наоборот, распускались, собирая рассеянный звездный свет. Саженцы парусников он привез с собой с Веги, и здесь им было темновато, но он любил и их аромат, и рисунок изящнейших кружевных серебристых листьев, и спокойную тень, которую эти цветы хранили над домом даже в самые жаркие дни. Просто за ними приходилось гораздо больше ухаживать.

Хозяин шел к дому и чувствовал, как уходит напряжение, не дававшее ему покоя весь день. Скрипнули ступеньки. Он открыл дверь и вошел.

Да, здесь все было как всегда и совершенно по-другому, все было живым и теплым — пол, стены, свет, запахи. Кстати, пахло очень неплохо.

— Кто там? — звонкий голос жены заставил его улыбнуться.

— Это я! — крикнул он в тишину коридора. Потом не спеша снял туфли и пошел на запах и голос — в кухню. Запах был замечательный — густой и пряный, он словно рассказывал сказку о дальних странах, о сокровищах и пиратах, о владыках, вкушавших всяческие яства и их прекрасных пленницах.

— Я занята, — она предостерегающе подняла руку.

— Понял, — он потянулся и осторожно поцеловал ее в самую макушку.

— А что у нас на ужин?

— Рис.

— Что?! — уж больно не вязался витавший здесь аромат с липкой кашей, которую он еще в детстве научился так виртуозно размазывать по тарелке, что даже бабушка верила, что он съел почти половину.

Женщина чуть слышно рассмеялась.

— Это совсем не то, о чем ты подумал.

— А что?