Поведай сыну своему (СИ)

- Давай лучше я расскажу, а то от тебя все можно ожидать - такое наговоришь, что потом не отмоешься. Так вот, вместо похвалы почувствовал, что тащат меня за ухо и при этом еще назидательно приговаривают - что ты, дескать, некультурный мальчик, а может просто хулиган и должен поэтому понести наказание. Это оказался Нюнчик - главный атаман ружинских пацанов. Держит меня за ухо и говорит: - "Слушай, грамотей великий, ты что-нибудь о летучих мышах знаешь?" - "Знаю, - отвечаю, почти плача от боли, - ночью летают, а днем спят". - "Ишь ты какой умник! А вот мы не знаем, как она ночью в темноте видит. А нам надо, обязательно надо это знать. Так вот, если достанешь из гнезда мышонка, примем тебя в свою команду. После кино пойдешь с нами к костелу, там они гнездятся." Костел... Для меня он был другим миром, пугающий своей таинственностью, - мощь органной музыки, красиво одетые поляки и страшный-престрашный сторож - высоченного роста, с корявым после оспы лицом и толстущими губами. Было страшно, но очень хотелось быть принятым в команду Нюнчика. Это как признание мужской смелости. И вот все спрятались недалеко в кустах у высокого забора, а я полез в сад через этот самый забор с колючей проволокой. Только я перекинул ногу, как на меня, как страшное привидение, надвинулось уродливое лицо сторожа. Ругаясь по-польски, он схватил меня за шиворот и бросил, как пушинку, через забор. Когда я, лежа на траве, очнулся, то увидел самое страшное, что могло быть для меня. Новые нарядные штанишки, которые мать мне накануне сшила и которые я очень любил, были разорваны колючей проволокой так, что лучше было вернуться домой без них. Вот такое первое мужское испытание на храбрость я прошел.

Когда все вдоволь посмеялись над этой историей, Сонечка вскочила. В больших черных глазах мелькали озорные огоньки.

- Предлагаю в Новом году пройтись по морозу, по нашей реке. Приглашаю на лед! Мендл, Пиня, Мотл, кавалеры, приглашайте дам на каток! Правда, коньков у нас нет, но постараемся обойтись без них. Ну, так как?

Было уже около часа ночи, когда Пиня, Мотл, Мендл, Фаня, Соня вывалили на улицу.

Яркая холодная луна висела над противоположным берегом реки в окружении бесчисленного множества мерцающих звезд. Свет от нее отражался в ледяном зеркале извилистой дорожкой, сотканной из множества ярких нитей. Ночное светило как бы торжественно приглашало дорогих гостей в удивительное серебристое царство льда, инея и поблескивающих в морозном воздухе звездных снежинок.

Мендл первым спрыгнул с высокого берега на лед и предложил:

- Мотл, спускай потихоньку дам вниз, а я подхвачу.

Соня величаво подала руку и начала спускаться. Она слегка поскользнулась и по-девичьи завизжала, но Мендл тут же подхватил ее и мягко опустил на лед. Вслед за Соней спустилась Фаня.

Где-то раздавались одиночные выстрелы, однако они уже не могли никого насторожить. Зажженная окружающей зимней сказкой игривость все больше разгоралась, не оставляя места для благоразумия.

Пиня и Мотл подхватили Соню с обеих сторон. Она скользила по льду, откинувшись назад так, что ноги ее опережали туловище, и она готова была вот-вот упасть.

- Сонька, присядь! Присядь, тебе говорят, иначе упадешь, - кричал ей разгоряченный Мотл, выдыхая густые клубы морозного воздуха. Шапка на его голове сдвинулась назад, а из-под воротника низко свисал развязавшийся конец шарфа.

Запрокинув голову назад и протянув руки к звездному небу, Фаня бежала навстречу лунному свету. Ее гибкая, тонкая фигура неуверенно балансировала на скользком ледяном зеркале.

За ней вдогонку мчался Мендл, пытаясь ее догнать. Фанечка поскользнулась и упала. Мендл не успел остановиться, свалился рядом. Они вместе по инерции под общий хохот проскользнули вперед и оказались совсем близко друг от друга. Достаточно было одного мгновения, чтобы зажечь молодое, измученное сердце юноши морозной свежестью румяных щек, обжигающей упругостью девичьей груди, безумством неожиданного мгновенного поцелуя.

Соня продолжала заливисто хохотать, пока не свалилась, наконец, на лед.

Ребята еще долго резвились на льду. Даже угрюмый Пиня вел себя весело и подвижно.

Когда они вышли на берег, Соня поравнялась с Менделем. Продолжая учащенно дышать, она задала ему вопрос.

- Уедешь ты в свой Киев после войны, а потом, наверное, и не вспомнишь о нас. А что - не так?

Мендл смолчал. Что ему было говорить? Сначала нужно остаться всем в живых.

Проходили дни за днями. Поселок жил жизнью военного времени. Где-то далеко на востоке шли бои. О том, что происходило на фронте и по ту сторону его, на советской стороне, знали лишь те, кто имел возможность слушать советское радио. Это приходилось делать тайно, так как по закону военного времени все приемники должны были быть сданы в комендатуру. Несмотря на это, крупные события, так или иначе, становились достоянием многих.

Сначала стало известно о битве под Москвой, о том, что Красная армия перешла в наступление и освободила много городов и сел. Потом о взятии Севастополя. Эти известия вселяли надежду.