Поведение [ред. Warrax]

   3. при внутриармейском взаимодействии между разными уровнями командования.

Дополнения к списку.

а. На уровне «большой стратегии», осознаваемом Верховным командованием, собственный тыл без ограничения общности может рассматриваться как один из союзников или противников.

б. Искусство общевойсковой операции неявно включает в себя этические вопросы при организации взаимодействия между различными родами войск и различными подразделениями/соединениями при формально одинаковом звании командиров.

в. При внутриармейском взаимодействии между разными уровнями командования появляется вопрос трансляции действующих на уровне «большой стратегии» этических императивов «вниз» — и влияния таковых как на действующую там «нулевую этику» по отношению к противнику, так и на остаточные представления субъектов низшего уровня о не-нулевой этике «мирного времени».

И ещё к пункту «в». Проще говоря, в общем случае начальство должно объяснить подчинённому, почему приказ, неочевидно оптимальный, оптимальным всё же является («почему надо удержать эту высоту» или «почему надо зачистить этот населённый пункт»). Почему он такой хороший.

Разумеется, выработаны и усиленно практикуются минимум два способа обойти это объяснение — во-первых, это армейская система безусловного подчинения и осознания самоценности приказа («потому что я так сказал»); во-вторых, это идеологическое кондиционирование, когда все, от рядового до генерала, знают, «почему и за что мы сражаемся». Оба этих способа отнюдь не являются обязательными, однако на данный момент и в обозримом будущем они, по моему мнению, сводят и продолжат сводить этическую компоненту во взаимодействии субъектов на разных уровнях иерархии, ведущей войну, к минимуму.

Примечание второе

Этически правильное или неправильное поведение вполне может оказаться технически невозможным.

В «южной» и «восточной» этических системах, с императивами «я (не) должен…», это сказывается в том, что оценка субъектом своего соответствия господствующей в обществе этической системе («хороший я член общества или плохой») базируется не на том, что он может сделать, а на том, что он считал бы правильным сделать.

Однако в «западной» и «северной» этической системах с их императивами «другие (не) должны…» такой способ оценки не считается корректным, потому что он не может быть применён иначе, чем будучи основан на вере в то, что «другие» действительно (не) могут вести себя так, как это необходимо субъекту, чтобы быть «хорошим человеком».

В «западной» этической системе это часто ведёт к тому, что «другим» помогают. Пусть у нас есть «западный» «субъект» и кто-то «другой». «Западный» субъект относится к «другому» так, а «другой» к нему — иначе. С точки зрения «западной» этической системы, здесь сам субъект — «плохой», ведь он не сумел обеспечить выполнение «западного» этического императива. И тогда «западный» субъект выясняет: «другой» ведёт себя иначе потому, что он не хочет вести себя так или не может? Если побеждает точка зрения «не может», «другому» помогают, предоставляя ему техническую возможность вести себя так. Очень важно, что эта помощь этична в «западном» смысле, более того — в ней это высокий, очень правильный поступок.

Это поведение сказывается и в закармливании мигрантов, и в экспорте «демократии». И первое, и второе есть помощь «другому», чтобы тот относился к «западному» «субъекту» (местному населению или западным странам) так же, как те относятся к нему. То, что при этом «другой» становится второсортной копией «запада», есть мелочь по сравнению с этическим выигрышем самого «запада».

Если же выясняется, что не в коня корм, и «другой» не хочет вести себя так, чтобы «субъект» был «хорошим»… собственно, вопрос «другие не хотят или не могут относиться к нам так же, как мы к ним?» является центральным в окучивании «западного» населения на определённые темы. Даже если этот вопрос звучит как «за что они нас ненавидят?».