Повелитель

– А я даже не знаю, должно ли обязательно что-то случаться, – задумчиво произнесла Надя. – Почему один становится художником, другой поэтом, третий музыкантом? Разве у человека есть выбор? Безусловно, любовь великая сила, без нее люди вообще, наверное, не делали бы ничего. Ну ели там, спали. Но ничего бы не создали.

– А как вы начали писать стихи? – Посмотрел на нее Лялин.

– Когда была маленькой, пыталась писать песни. Про собак, про школу. Но мелодия мне не давалась, я не умею придумывать музыку. А вот слова так и продолжают звучать.

– Песни – это интересно. Вы поете?

– Нет. Я не пою. Не умею.

– Я, признаться, тоже не умею петь. Какие еще есть идеи?

– Да все просто, – подключился к дискуссии Вадим. – Было дерево, и человек его любил. А потом его спилили. А это дерево было для него чем-то незыблемым, нерушимым. И оно умерло. И он чувствует трупный запах этого дерева. Представляете, какой ужас? И несчастный стал бить стекла в казино, привлекли за хулиганство. Вот это и есть любовь! Когда было что-то незыблемое, а потом раз – и нет его. Как рухнул СССР!

– И это открыло новые возможности, – заметил Андрей Мстиславович.

– Это какие же? – громко спросила Надя.

– Да, какие? – вторил ей Вадим.

– К примеру, взять то, что исключительно важно для нас с вами – после пришла свобода слова. В стране появились книги, которые раньше читали под одеялом, – ответил Лялин.

– Вы хотите сказать, что сейчас есть свобода слова?

– Конечно! Вы можете написать о чем угодно!

– Да! А вот мои стихи в «Знамя» не взяли, – пожаловался Вадим, – сказали, там мат есть. А я такой пришел с рукописью, думал, сейчас прямо из рук вырвут и в ближайший номер!

– Ага, еще и гонорар сразу выплатят. Двойной, – съехидничала Ася.

– Вот именно! А мне вместо этого – фиг! Это что, не цензура?

– Это политика конкретного журнала. Цензура – совсем другое.

– В царской России тоже была цензура… – начала Надя, но Лялин ее перебил:

– И что же, будем к этому стремиться? И хочу заметить, у нас не лекция политических учений, а творческий семинар. Так что давайте вернемся к нашей теме.

– А я не согласна! – возмутилась Надя.

– Это хорошо, что вы еще не согласны. – Андрей Мстиславович посмотрел на нее из-под очков с изумрудными дужками. – Поэт должен ощущать сопротивление материала, каким бы оно ни было.

После семинара они, как обычно, зашли в «Китайскую забегаловку», палатку-стекляшку с китайской едой рядом с Новопушкинским сквером – там можно было перекусить и выпить пива, стоя за длинным столиком вдоль окна. Обсуждали нового мастера – в целом всем Лялин понравился, все заметили его живой интерес к ним и стихам. Этот первый, ознакомительный семинар оказался гораздо увлекательнее, чем все, что были в этом году до него. И даже Надя, несмотря на их небольшое столкновение, ощущала к Андрею Мстиславовичу необъяснимую симпатию.

3. Выращивание молодых гениев

Утром Надя с друзьями возле входа в главное здание ждали начала истории критики, первой сегодняшней пары. Ася и Марина курили, стоя на бетонных бортиках крыльца. Когда массивная деревянная дверь с высоким стеклом открывалась, впуская или выпуская проходящих, они теряли друг друга из виду, но не переставали разговаривать. Девушки спорили о «Темных аллеях» Бунина. Марина утверждала, что он всего лишь впавший в эротический маразм заурядный писатель, и если вытащить чувственные элементы из рассказов, от текста ничего не останется. Ася яростно говорила о «Темных аллеях», она считала, что тексты Бунина – это невероятная глубина чувств, точность языка и живые персонажи. И он пишет о физической страсти целомудренно, а Марина просто его не понимает. Надя больше соглашалась с доводами Аси. Ветров не вступал в разговор, слушая подруг, он стоял на первой, почти полностью утонувшей в асфальте ступеньке.

– А ты почему молчишь? – Исчерпав собственные аргументы, повернулась к Мише Марина. – Ты вообще прозаик, сам что думаешь?

– Я думаю, вы сейчас словно три грации. Даже нет, вы – олицетворение всех женщин этого мира, – меланхолично улыбнулся Миша.

– При чем тут женщины мира? – возмутилась Марина.

– При том, что ты рыжая, Ася – брюнетка, а Надя – блондинка.

– Да что ты про нас! Ты про Бунина что можешь сказать?

– А зачем мне Бунин, когда есть вы!

– Вот! – торжествующе закричала Ася. – Довод в мою пользу! Устами мужчины, к тому же прозаика!

– Вовсе нет! Это довод в мою пользу! – заявила Марина. – А ты, Ветров, – мерзкий эротоман!

Марина спрыгнула с крыльца и схватила попытавшегося увернуться Ветрова за рукав синего пальто.