Повелитель

Уже под утро Надины друзья отправились спать в трюм. Отыскав более-менее свободное место среди других спящих, легли рядом. Но сразу заснуть не получилось. Рома несколько раз просыпался и с криками «Риточка, ты где?» поднимался и бежал наверх, – но, судя по доносящимся голосам, кого-то встречал на палубе и продолжал пить, забывая, зачем он вылез. Потом спускался, и спустя какое-то время все повторялось снова. В конце концов Рита разозлилась, встала и действительно ушла искать другое место, где было тише. Когда Рома обнаружил, что его возлюбленной на самом деле нет, он поднялся и решил сойти на берег. А ночью сходить на территорию яхт-клуба нельзя – там выпускают собак. Рому вернули на корабль. Тогда он взял табуретку и со словами «пойду поговорю с собаками» снова попытался сойти на берег. Его опять вернули. Тогда Хаустов в третий раз попробовал покинуть корабль – на этот раз он взял с собой пустую кастрюлю. Ребята его скрутили и заперли в каюте, откуда он несколько часов орал: «Выпустите меня! Я не буду уходить с корабля! Дайте водки, гады!» Наутро он ничего не помнил, но у всех спрашивал, почему у него под глазом здоровенный синяк. На что все ему в один голос говорили: «Это ты, Рома, ударился об корабль».

Мишу же разбудил поцелуй. Выпущенный под утро на волю Хаустов вернулся в трюм и продолжил искать Риту. Спьяну в полутьме он почему-то решил, что Миша – это она, и полез целоваться. Ветров же решил, его будит Марина – открыл глаза и разглядел над собой приближающуюся похмельную небритую рожу Ромы. «А!» – закричал Миша. «А! – заорал в ответ Рома. – А где Риточка?» – и снова куда-то умчался. Надя проснулась от этих криков и, собравшись с силами, встала. Как оказалось – не зря. На кухне она обнаружила бутылку водки, на дне которой осталось граммов пятьдесят, и полбанки голубцов. Неспешно позавтракав, она поднялась наверх. Свежее загородное утро обступало со всех сторон, солнце прогревало воздух, птицы перекликались, начиная свой новый день. На палубе стояла зеленая палатка, из которой выглядывал вчерашний взлохмаченный мужичок. Чуть поодаль, недовольно поджав губы, сидела Рита.

– Все утро мне испортил! – пожаловалась она Наде, указывая на него.

– Как испортил?

– Я стояла, любовалась рассветом, а он вышел, подошел к бортику и начал блевать! Что ты смеешься, тут такое утро было!

– Тебя Рома ищет.

– Да он все время меня ищет! Пусть.

К завтраку кто-то принес ящик пива «Баламут», чему все несказанно обрадовались. Постепенно зрители и участники начали покидать корабль.

Пока шли на станцию, бодрый мужской голос кричал в громкоговоритель: «Соленые огурцы, соленые огурцы! Кому нужны соленые огурцы, подойдите на вахту!»

– А вы помните, что говорили вчера? – спросила Аня.

– Я вообще не помню, что было вчера, – ответил Руслан.

– Вчера расслабленный женский голос предлагал творог!

– А зачем перед концертом творог? – удивилась Надя.

– Не знаю. Никогда не закусывала творогом.

Когда дошли до магазина, купили еще пива. До станции оставалось примерно полпути, как вдруг Алабов, вместе с которым они вчера шли на концерт, остановился и сказал: «Ребята, я ключи потерял. Пойду поищу». И пошел бодрым шагом в воинскую часть, ворота которой были открыты – видимо, день посещений. Остальные побрели к станции. На платформе долго смотрели расписание, вспоминая, какое сегодня число, и с какой стороны пойдет поезд на Москву.

– А сегодня будет на Москву электричка? А то мы ничего не понимаем? – спросил Виноградов пожилую женщину с тележкой.

– Да уж вижу! – ответила она и поджала губы, как Рита, которая продолжала дуться на Рому за беспокойную ночь. – Сейчас будет.

В электричке Руслан рассказал историю, случившуюся год назад, когда он запил и приехал на работу в глубочайшем похмелье – а он тогда подрабатывал сторожем в Литинституте.

– Проснувшись, я понял – не то что ехать – я встать не могу! Но как-то выполз. Купил «Боржоми». Ноги привели в Литинститут. Зашел во дворик, а мне навстречу Весин с проректором, а между ними какая-то женщина. Оказалось, она из Министерства культуры по поводу Платоновской комнаты. Так вот, я сразу «Боржоми» за спину спрятал, а Весин говорит с отеческой гордостью: «А это Руслан Виноградов, надежда русской литературы! Покажи-ка нам, Русланчик, планировку». Ну, делать нечего – пошли в мемориальную комнату, я стою, пытаюсь ключом в замок попасть. А сзади такое тягостное молчание – они уже догадались, в чем дело. Наконец в кабинет попали. Я ставлю на стол бутылку, она естественно падает, катится под ноги Весину и начинает крутиться, расплескивая воду. Я говорю: «Извините». Комната наполняется перегаром. Наконец Весин произносит: «Вообще-то Руслан у нас в отпуске».

– А кстати, о «Боржоми», – отсмеявшись, вспомнил Ларичев, – у нас пиво осталось?

– Осталось, – Руслан извлек из рюкзака двухлитровую пластиковую бутылку.

– Миш, – толкнул друга Камышников, – у тебя вся шея сзади в засосах. А если жена спросит?

– Скажу, комарики покусали.