Повелитель

Жизнь прошла, и теперь ее можно уместить в несколько слов. Чахотка, злая мачеха, мороз. Брат, отданный в детдом. Голод. Москва. Работа. Война. Свадьба. Сын. Внуки. Вдова. Смерть. Надя будто бы видела эти слова, складывающиеся из полосок на ткани. Появились еще два: любовь и радость. То, чем баба Даша всегда делилась. Если представить себя на ее месте – да Надя бы тысячу раз повесилась! По крайней мере, она так думала. А бабушка улыбалась и шила ей пятилетней курточку. И ни у кого не было такой курточки. И Надино самое счастливое детское воспоминание – о прогулке с бабушкой. Как она посадила Надю на деревянную лошадь детской площадки в Тропаревском парке, и какая вокруг была весна, и как пахло краской. Надя словно сейчас видела четверку деревянных лошадей, темных, с красными седлами. А впереди – высокий белый конь. Их подкрашивали весной и однажды баба Даша, не заметив, посадила внучку в непросохшее от желтой краски деревянное седло. На Надиных рейтузах осталось невыводимое пятно. Возможно, с тех пор она и полюбила яркие краски. А когда они шли обратно мимо леса, то набрали в бутылку муравьев. Надя помнила черных насекомых, суетящихся внутри прозрачной неволи. И какой-то бесконечный свет, играющий на бутылочном стекле. Надя вытерла слезы и закончила сортировку вещей. В ту ночь она заснула легко, безмятежно провалившись в ласковое забытье, и так же легко проснулась первым осенним утром.

Солнце яростно заливало двор Литинститута. Торжественный Весин в белом пиджаке стоял на крыльце и вещал напутствие первокурсникам в допотопный переносной микрофон, который, как всегда, не работал. От круглого оранжевого прибора, который Весин передавал другим выступающим преподавателям, тянулся шнур к громкоговорителю, напоминающему уличные динамики из старых фильмов, только меньших размеров. Надя отыскала в толпе своих – она почти сразу заметила вихрастый затылок Вадима, которого не видела целое лето.

– Привет! – шепнула она.

– Надька, здорово! – обрадовался Вадим и схватил ее за руку. – Вон, первый курс стращает, – он кивнул в сторону ректора.

«Самое трудное, что было в жизни у меня – это школа, – тем временем продолжал свою речь Николай Сергеевич. – Институт – это легче, потому что меньше контроля. Больше самоконтроля. Постарайтесь это запомнить. Постарайтесь взять из этого института как можно больше того, что он дает. Вы серьезны и талантливы, вижу это по вашим лицам. Но вам предстоит большая работа, и эту работу нужно будет делать не после учебы, а еще в его стенах. На нас, преподавателях, тоже лежит непростая задача – вооружить своих учеников профессионально. Путь вам предстоит тяжелый путь писателя – это неимоверно сложно, но путь этот ведет на небеса…»

После официальной части и нескольких пар студенты разбрелись по округе, чтобы отметить начало учебного года. День наполнился теплом и солнцем совершенно по-летнему – природе неведомо, что сегодня на календаре первый день осени. Когда Надя с однокурсниками подошли к Новопушкинскому скверу, там в фонтане уже весело плескались второкурсники. Подойдя ближе к бьющей воде, Надя сняла желтые туфли-лодочки и наступила в лужу, растекшуюся по серой плитке. Ноги ощутили приятное водяное тепло, она глубоко вдохнула и улыбнулась.

– А целиком можешь? Вон молодежь что творит! Молодцы! – подзадорил ее Вадим.

– А сам хочешь присоединиться? – Ася легко подтолкнула его к фонтану и засмеялась.

– Конечно хочу, я все хочу! Одичал, – Вадим немного растерянно улыбнулся.

Ильин жил в селе Байкалово Свердловской области, и это лето, как и другие каникулы, провел там.

– Скучно небось было? – спросила Надя.

– Да ты знаешь, там просто все другое. А как поступил в Лит – будто та жизнь от меня все дальше и дальше. Нет, дома неплохо, конечно, друзья, родители, воздух. Пишется хорошо, я за лето поэму написал! Ну и еще по мелочи. И такой покой вокруг, что удавиться иногда охота. А здесь… – Вадим задумался. – Здесь как параллельная вселенная – и Москва, и Литинститут. Город такой огромный и быстрый, народу много, тут тебе и особняки, и хрущевки, и магазины, и театры. А у нас в Лите своя жизнь, поэтика, семантика и прочее. То, без чего вроде бы и можно обойтись, а на самом деле нельзя. Дома ты со своими стихами нафиг никому не нужен. Может, и здесь не нужен, но все же есть семинары, журналы, литературная жизнь…

– А почему ты решил поступать в Литинститут? – спросила Надя.

– Мне учительница по литературе школьная посоветовала. Я ей стихи свои показывал, она и сказала, что есть такой институт, попробуй. Ну я и попробовал.

– А я наш Лит в справочнике нашла. У меня была такая толстая книга – пособие для поступающих в вузы за 2000 год. Что-то вроде того. И еще я подумала, это очень романтично – учиться с будущими поэтами и прозаиками, – поделилась Ася.

– А еще критиками и драматургами, – подсказал Кизиков.

– Ну вот, а выяснилось, что мальчиков поступает очень мало, во всяком случае на очку.

– А как же Макс?

– С Максом мы расстались.

– Да брось! На самом деле? – удивилась Марина.