При всем при том сумасшедшим Максим Юрьевич не был и наверняка получал от своей бурной деятельности не только моральное, но и материальное удовлетворение. Гонорары, которые перепадали Удодычу после каждой удачно проведенной акции, были очень даже приличными, и накладные расходы Становой оплачивал так, что Удодычу во время его частых командировок не приходилось стесняться в средствах. Из этого можно было заключить, что Максим Юрьевич научился не только организовывать стихийные бедствия, но и получать от них определенный доход. В самых общих чертах Удодыч представлял себе, как должна выглядеть принципиальная схема этого сложного процесса, и догадывался, что у Максима Юрьевича есть помощник в министерстве, засевший где-то рядом с окошечком для выдачи денег. Этот человек был чем-то вроде отводного краника, врезанного в магистральную трубу, по которой бюджетные деньги текли на счета МЧС, а Становой, в свою очередь, поддерживал в трубе постоянное давление, раз за разом ненавязчиво ставя правительство перед необходимостью финансировать широкомасштабные спасательные и восстановительные работы. По воображаемой трубе с приятным шорохом текли миллиарды, и Удодычу оставалось только гадать, какая часть этих денег уходила через отводной краник, который смастерил хитрый на выдумку Максим Юрьевич.
В общем, жаловаться Удодычу было не на что, за исключением одной маленькой детальки: выполнять мудреные задания Максима Юрьевича становилось все труднее. Сложность заключалась в том, что Удодычу очень редко удавалось нанять исполнителя на стороне. В самом деле, не подойдешь ведь к незнакомому человеку, не скажешь ему: дескать, вот тебе деньги, иди и разрушь плотину на водохранилище! Или, скажем, спусти с перевала ледник, а то сам он что-то не торопится… Даже конченый отморозок вряд ли удержится от вполне резонного вопроса: а зачем? Ты ему: дескать, не твоего ума дело, тебе что, деньги не нужны? А он тебе в ответ: нужны-то нужны, так ведь зарезать, к примеру, кого-нибудь, это одно дело, а плотину взорвать — совсем другая статья. Это, брат, уже терроризм, за него по головке не погладят, и амнистии потом до самой смерти ждать будешь.
Вот и весь разговор. После такого разговора остается только одно: придушить собеседника в темном уголке, чтобы ненароком не сдал, а на кой черт Удодычу лишний грех на душу брать, да еще и бесплатно? Потому-то и приходилось ему самолично нырять с аквалангом в ледяную, мутную от дождей водичку, поливать бензином сухой валежник на торфяниках, лазить по горам, закладывать пиропатроны, поджигать бикфордовы шнуры и периодически вышибать мозги случайным свидетелям. Такая работа хороша в двадцать лет, когда человеку здоровье девать некуда, когда веселая молодая лихость так и прет из него в разные стороны. А когда тебе вот-вот стукнет пятьдесят, рисковые дела из удовольствия превращаются в дьявольски тяжкий, однообразный труд, и в голову лезут невеселые мысли о близком конце карьеры. А при такой работе конец может быть только один…
Поэтому, приближаясь к бешено орудующему ломом Арчилу Гургенидзе, Удодыч не испытывал привычного нервного подъема. Говоря по совести, он обдумывал предстоящие действия с неохотой, только лишь в силу необходимости, а на заднем плане, создавая унылый серый фон и портя настроение, все время маячила навязчивая мысль: вот бы соскочить! Соскочить, отойти от дел, найти тихое местечко и мирно крутить баранку до самой пенсии. Старость он себе уже обеспечил, лишнего ему не надо, да только как объяснишь все это Становому? Максим Юрьевич недаром столько лет тянул лямку сначала в КГБ, а потом в ФСБ, и главную заповедь всех без исключения спецслужб — «в нашем деле бывших не бывает» — он усвоил предельно четко. Отойдешь от дел, и в тот же вечер у тебя дома случится пожар, и ты зажаришься в собственной постели, а потом про тебя скажут, что ты пьяный уснул с зажженной сигаретой, и все поверят, потому что это самое обыкновенное дело, таких смертей каждый месяц — вагон и маленькая тележка…
Удодыча так и подмывало просто подойти к кавказцу со спины и пальнуть ему в затылок, разом решив все вопросы. Но вдруг он все-таки не один? Вдруг на выстрел сбегутся его отставшие приятели? Тогда тут начнется такая кутерьма, что не приведи господи, и Становой опять будет недоволен. Да и сам Удодыч на его месте за подобный прокол стер бы неряшливого исполнителя в порошок. Велено ведь было сделать все тихо и натурально…
Может, ножом?