Грузин вдруг одним резким рывком высвободил из каменной щели лом и попытался наотмашь огреть им Удодыча, На какую-то долю секунды Удодыч даже растерялся: он видел, конечно, что имеет дело с серьезным противником, но все-таки не ожидал от него такой прыти. Тяжелый стальной лом с лязгом выскочил из каменных тисков и описал стремительную дугу в горизонтальной плоскости.
Однако это все-таки был не прутик, а лом, и взмах получился недостаточно быстрым. Удодыч успел опомниться и спустить курок прежде, чем смертоносное железо описало хотя бы половину широкой дуги, которая должна была закончиться на черепе бывшего прапорщика, чуть повыше левого виска. Грузин стоял на полметра выше Удодыча, и пуля ударила его в горло, снизу вверх. Мгновенно прошив мягкое небо, кусочек одетого в медную рубашку свинца прошел через мозжечок и на выходе разворотил половину затылка, Рука Гургенидзе разжалась, лом выпал из мертвых пальцев и с лязгом запрыгал по камням.
— Сучара, — сказал Удодыч, со второго раза загоняя пистолет в кобуру и застегивая клапан.
Это прозвучало устало, совсем не зло. В богатой практике Удодыча было не так уж много случаев, когда безоружный человек пытался защищаться, видя прямо у себя перед носом заряженный пистолет. Подобное поведение заслуживало уважения, и Удодыч после недолгих колебаний присел над трупом. Он закрыл мертвецу глаза, заметив при этом, что глазницы уже успели наполниться дождевой водой. После этого Удодыч поднял штормовку, которую Гургенидзе снял, чтобы не мешала работать, и накрыл ею лицо убитого.
Потом он словно очнулся, внезапно осознав всю нелепость собственного поведения. Все, что от него требовалось, это спрятать труп подальше от посторонних глаз, а он устроил над телом какую-то погребальную церемонию.
Он медленно встал и огляделся. Небо уже начало темнеть, дело шло к вечеру. Дождь все не прекращался, вода в запруде продолжала прибывать. Удодыч видел многочисленные струйки, которые просачивались сквозь каменное тело плотины. Дождь размывал алевшую на камнях кровь и глухо барабанил по мокрому брезенту куртки, которой был накрыт труп. Тело лежало у самой запруды. Удодыч прикинул, как лягут после взрыва камни, и решил, что не станет трогать покойника: рухнувшая плотина должна была похоронить его раз и навсегда.
Тут он сообразил, что плотина может рухнуть в любой момент и похоронить и его заодно с грузином, наспех проверил шедшие к зарядам провода и заторопился в свое укрытие. По дороге он отвел в безопасное место лошадь, на которой приехал грузин, резонно рассудив, что ехать верхом намного веселее и приятнее, чем плестись за тридевять земель на своих двоих.
Он кое-как скоротал время до темноты, стараясь не смотреть туда, где, сливаясь с пестрым каменным ложем ручья, лежало накрытое потемневшим от воды брезентом тело. Когда окончательно стемнело, Удодыч для верности выждал еще минут сорок, а потом откинул заветный пластмассовый колпачок и вдавил пальцем податливую кнопку.
Темноту разорвали длинные полотнища мрачного багрового света, ударная волна припечатала бывшего прапорщика к скале, и в вернувшемся мраке он услышал грозный рев вырвавшейся из плена воды — голос зарождающегося селя.
ГЛАВА 8
Как и следовало ожидать, турбаза, на которой Глеб и Ирина провели последнюю неделю, была сметена с лица земли. При этом, как ни странно, никто не пострадал. Оставшихся на базе любителей бардовских песен фактически спасла Ирина: вопреки ожиданиям Слепого, ее просьба подежурить на рации была воспринята ими вполне серьезно. Поскольку коллектив подобрался дружный, дежурство выглядело весьма своеобразно: вся компания, в которой насчитывалось пятнадцать человек, расположилась со своими гитарами на веранде административного корпуса. Окно кабинета, где стояла рация, они открыли настежь, чтобы не пропустить вызов, и сидели вокруг плотной кучкой.
Поэтому, когда с гор, ревя и чавкая, покатился сель, на базе никто не спал. Голос стихии был услышан и безошибочно узнан, и, к счастью, среди ночных певунов нашелся решительный человек, который, не медля ни секунды загнал своих коллег на ближайший склон, откуда они и наблюдали гибель турбазы. Вместе с полудюжиной дощатых домиков погибло также все имущество отдыхающих, включая деньги и документы; стоявшие в загоне лошади тоже погибли, но на фоне того, что сель натворил внизу, на побережье, их гибель так и осталась никем не оплаканной.