Повелитель Человечества

– Дочь Анафемы, – произнёс он голосом, который был слишком слабым и плаксивым, чтобы принадлежать самому кустодию, несформировавшимся голосом ребёнка, который только учится говорить.

Силы оставили Марею. Горячая и тёмная кровь потекла изо рта, проливаясь горьким потоком на нагрудник при каждой попытке вздохнуть. Ослабевшие руки схватились за лучевой передатчик на поясе только за тем, чтобы он едва не выпал из дрожащих пальцев. Она набрала короткий код и выронила его, передатчик последовал за оружием в туман у земли.

Её последней мыслью, когда Ярик подошёл ближе, стало, что её съедят заживо. К счастью она ошиблась.

Десять

Архимандрит

Путь домой

Госпожа Чёрного флота

Иеронима, грозная архижрица ордо Редуктор, не закричала, даже когда ей начали сверлить глаза. Она была жрицей-воительницей Несозидающего бога, отвечавшей за обдиравшие нервы мучения бесчисленных заключённых и преступников, при помощи священных ритуалов соединяя их с благословенными роботизированными оболочками. Учитывая её положение и власть, она умертвила большинство своих нервов, как и совесть. Таков был естественный ход вещей.

Процедура никогда не проходила безболезненно. Лично отвечая за большую часть плана, по которому проводилась её перековка, она прекрасно знала о неизбежном мучении. Она охотно пошла на жертву, предложив свою плоть для трансмогрификации и вознесения. Хирурги-операторы рассчитывали, что она покажет свою боль – это был один из просчитанных факторов перековки, что только укрепило её решимость не идти у них на поводу. Она не могла ничего сделать с дрожью и подёргиваниями ненадолго оживших мёртвых нервов, но, по крайней мере, она могла заставить себя не кричать вслух.

Но всё же она сделала это, пойдя на незначительный и простительный обман. Перед операцией она удалила голосовые связки, когда готовилась в одиночестве. Единственные звуки, которые она могла издать, свелись к вздохам и порывистому дыханию.

Она должна была оставаться в сознании во время всего процесса, чтобы нейронная активность прошла тщательную проверку. Физические внедрения являлись всего лишь частью её вознесения. Умственные внедрения имели большее значение.

Аркхан Лэнд находился здесь благодаря своим экспертным знаниям, если не положению. Рядом стоял Диоклетиан, кустодий находился здесь благодаря тому факту, что ни у кого не было полномочий запретить ему идти, куда заблагорассудится. Они стояли за пределами хирургической палаты, Диоклетиан наблюдал непосредственно за самой операцией, а Лэнд за потоком данных, хлынувших в разум Иеронимы.

Семь экранов были подключены к разными когитаторам, и проливали водопады кода на мерцавшие лица. Лэнд смотрел, почёсывал лысину и прилагал максимум усилий для обработки происходящего перед ним. Он предоставил схемы и рекомендации для оборудования, необходимые для внедрения непревзойдённых объёмов знания в наполовину биологический мозг. Он использовал восстановленные планы и чертежи из личной коллекции, вооружив техножрицу так, как её ордо не осмеливался и мечтать. С болью в душе он передал запретные тексты из самых глубоких раскопок, но, по правде говоря, одновременно ему было очень любопытно. Если всё пойдёт, как планировалось, то эти системы оружия помогут освобождению Священного Марса.

Теперь оставалось только ждать и смотреть выживет ли Иеронима.

Он сомневался в последнем. Лэнд не тешил себя иллюзиями, что она выдержит операцию – крайне маловероятный вариант – не говоря уже о том, что проживёт достаточно долго, чтобы привести их назад на Марс по так называемому Аресианскому пути. Учитывая его сомнения можно было задать вопрос, зачем он вообще согласился на создание архимандрита. Ответ был восхитительно и амбициозно простым. Согласие с отчаянными надеждами генерал-фабрикатора являлось единственной возможностью изучить все детали Великой Работы Императора.

И он изучал, да, Лэнд изучал.

Как и картина образуется не только из красителей, воды и пергамента, но и отдельных волосков кисти и опыта в кончиках пальцев художника, так и многослойные коды, пробегавшие по когитаторам, образовывали одну вещь.

Карту.

Карту мира невероятных размеров, который не мог существовать. Карту, которую по частям вливали в разум Иеронимы.

Он улыбнулся, наблюдая за потоком данных. ““Вливали” – не правильный термин, – подумал Лэнд, – скорее “гравировали””.

Боль должна быть монументальной даже не смотря на удаление нервной системы. Смертный разум должен вопить от столь бесценных данных, которые загружали таким способом. Откровенно говоря, он был впечатлён, что она продержалась больше четырёх часов процедуры. Если она выживет, то вряд ли в её черепе останется место для других мыслей. Карта поглотит всё её сознание и концентрацию. Она была просто огромна.