Повелитель четверга. Записки эмигранта

Попытался повалить березу. Не сразу, но удалось. И у березы не было корней, а ствол был сделан из папье-маше. Нарвал листьев, растер их ладонями – труха.

Я действительно находился внутри огромной декорации.

Страшная мысль укусила в сердце. А вдруг и я… тоже… робот, кукла, персонаж компьютерной игры. В ужасе ощупал свое тело. Ущипнул себя за…

Вроде нет…

Кем, за что я так наказан?

В бешенстве принялся валить деревья. Топтал ветки и сучья ногами. Рычал и плевался, кашляя от поднявшейся пыли.

Кидал палки вверх, хотел разбить стеклянный купол. Безуспешно.

3

Я шел по большому незнакомому городу.

Асфальт, дома, фонари, двухэтажные автобусы, автомобили, прохожие и само небо казались мне темно-темно-синими.

В руке я держал нож. Я шел к дому, в котором жил этот отвратительный старик, моя цель.

Для окружающих я был невидим, но мой нож мог проткнуть тело человека. Я был идеальным убийцей-призраком, не оставляющим после себя никаких материальных следов. Кроме трупа, конечно.

Я не искал его виллу на карте, не спрашивал прохожих. Властная сила толкала меня в нужном направлении, вела к его дому кратчайшим путем.

Вот, я уже стою перед этим мрачным строением, возведенным после пожара Лондона во времена короля Карла Второго. Прохожу в дом прямо сквозь толстую сырую стену. Иду по темным коридорам, через анфиладу роскошно обставленных, но запущенных комнат. Останавливаюсь перед дверью в душевую.

Открываю дверь.

Под душем моются двое мужчин. Моя цель и младший его лет на сорок молодой человек. Старик и юноша. Вот, старик, плотоядно улыбаясь, повернулся к юноше откляченным морщинистым задом и похотливо потерся им о его промежность. А юноша…

Я подхожу к старику и всаживаю нож ему в грудь. Затем вытаскиваю нож, с которого капает густая темносиняя кровь, и втыкаю его ему в грудь еще раз. И еще…

Старик, скрежеща зубами и дьявольски гримасничая, падает и умирает.

Молодой человек садится на корточки и плачет, закрыв руками лицо. Его я не трогаю. Ведь этот юноша, это я сам.

Что это? Ложное воспоминание? Или мечта? Внушенный мне кем-то кошмар? Или указание на то, почему я тут оказался, в этом искусственном лесу.

Мне не надо указывать… я и так знаю.

4

Решил на окружающий мир не реагировать, а мой внутренний мир подвергнуть строгому допросу. Провентилировать память и подсознание. Не удалось.

Прямо у меня над головой соткалось из ничего черное грозовое облако. Хлынул ливень. Засверкали молнии. Одна из них ударила в дерево, под которым я сидел, и расщепила его ствол надвое, обнажив неприглядную пустоту внутри оболочки-коры из папье-маше. Дерево вспыхнуло, мне пришлось искать другое убежище. Нашел. Молния ударила и в это дерево.

Внезапно гроза прекратилась. И я услышал звук прибывающей воды.

Потоп! Если бы это произошло в нормальном лесу, я бы подумал, что где-то прорвало плотину. Через несколько минут вода была мне по горло. Пришлось плыть. Вода отхлынула и исчезла подозрительно быстро.

Стало жарко. Градусов сто двадцать по Фаренгейту.

Откуда ни возьмись, налетели осы с желто-черными брюшками и длинными бордовыми жалами и облепили незащищенные одеждой части моего тела… Начали меня жалить. Я завыл от невыносимой боли, побежал, споткнулся, упал…

Осы пропали так же неожиданно, как и появились. Места укусов не болели.

После жары и ос наступил ледниковый период, я дрожал, умирал, затем появились москиты, слепни, потом из земли вылезли огромные черви, непонятно откуда прилетели летучие мыши-кровососы, притащились шакалы и гиены, тяжело затопал тираннозавр…

Не буду перечислять все прелести моей темницы. Калейдоскоп.

Длились эти ужасы вечность или мгновения – не знаю. Время тут не подчинялось законам природы, а текло или прыгало по чьей-то прихоти.

Но я жил, если конечно мое вымороченное существование в этом лесу можно назвать жизнью. Царапины, раны, укусы, обморожения и переломы заживали удивительно быстро. Существо, у которого я находился в плену, явно хотело продлить мои страдания.

У садистского шоу, главным героем которого я стал, были и зрители. Иногда я слышал рукоплескания, сменявшиеся хохотом и свистом.

Мне казалось, что я вижу этих людей, разгуливающих на костюмированном балу в огромном зале, в центре которого вместо люстры висел на потолке мельничный жернов.

5

Мне недавно исполнилось двенадцать… родители отправили меня на каникулы к Эбигейл, младшей сестре моей бабушки. Ей тогда еще не было и пятидесяти. Жила она в Аллентауне, в небольшом двухэтажном доме в ряду сотен ему подобных домов напротив старого кладбища. На котором был похоронен и ее муж, зверски убитый лет восемь назад при нападении полицейских на протестующих шахтеров. В те прекрасные времена подобные убийства не были редкостью.

Мне нравилось в Аллентауне. В соседних домах жило много моих сверстников, с которыми я быстро подружился, и главное, взрослые не запирали нас на площадках, огороженных высокими решетчатыми стенами, как это было в нижнем Манхэттене, где я жил тогда с родителями. Мы бегали, где хотели, шалили, играли на безлюдных улицах, по которым редко ездили автомобили.