Я, признаться, часто представлял себе, как гоняю по пыльным дорогам Техаса или Аризоны на старомодном автомобиле и постреливаю по кактусам или индейцам. Вот и допредставлялся. А потом… ты не поверишь… В зал вплыл огромный корабль. Пассажирский лайнер. И наш зал как бы соединился с салоном внутри этого корабля. И гости по залу заходили, и шикарная мебель появилась. Ну Титаник просто. Затем появились квадратные восьмиместные обеденные столы и кресла. За столами сидели веселые компании богатых людей, между ними бегали официанты во фраках. За одним из столов вкушала пищу семья нашего последнего царя. Сам Николай в военном мундире, его постаревшая, но все еще красивая жена, как мне показалось, надменная и холодная, четыре их милые дочери и наследник престола, печальный мальчик лет четырнадцати. И вот, откуда ни возьмись, в зал вбегают двенадцать отвратительных, вооруженных винтовками и маузерами уродов с звероподобными лицами. Это чекисты. Они подбегают к столу, за которым обедает царская фамилия и открывают бешеный огонь по несчастным. Царь, царица и их дети умирают, обливаясь кровью. А чекисты начинают сдирать с них своими медвежьими когтями одежду. Они ищут зашитые в платьях царицы и царских дочерей драгоценные камни. И находят то, что искали. Кладут обагренные кровью дымящиеся камни на стол. Один из чекистов, с мордой гиены, берет своей ужасной лапой крупный алмаз и швыряет его мне. И… ты представляешь… я ухитрился поймать его в воздухе. И на сердце мне стало радостно… теперь я богат! И одновременно я с ужасом понял, что нахожусь на стороне этих убийц… Может быть, даже принадлежу к ним. И тут… декорации мгновенно изменились. Наш подземный зал – перестал быть обеденным салоном пассажирского лайнера, а превратился в спальню. В спальню императрицы в Александровском дворце. На стенах – портреты, иконы… Мебель изысканная. Шелка… Широкая кровать. На ней – обнаженная женщина, манит меня. Я ложусь к ней, обнимаю ее. Сердце мое пламенеет – я в постели российской царицы. И вот, она поворачивает ко мне свое лицо. И… это не принцесса Виктория Гессен-Дармштадская, а Галина, дочь треклятого Брежнева. Жирная как свинья, бухая, развязная… Хрюкающая и рыгающая… Вцепилась в меня своими цепкими короткими пальцами. Целоваться полезла… Шептала: «Я тебя озолочу, Джимми, будешь есть на золоте… подарю тебе изумруды Кортеса!»
Сердце мое переполнилось черной жадностью. И я лег на нее.
До сих пор все внутри холодеет. Вот, посмотри.
Джимми достал из внутреннего кармана пиджака два драгоценных камня и осторожно положил передо мной на стол. Розоватый алмаз чистейшей воды, размером с пуговицу пальто, и необработанный шестигранный изумруд чуть ли не с сигарету длиной.
Прокофьев
– Имя, отчество, фамилия.
– Иосиф Абрамович Кацнельсон.
– Год рождения.
– 1937.
– Почтовый адрес.
– Проспект Вернадского, дом 93, корпус 2, квартира 124.
– Семейное положение.
– Холост.
– Дети есть?
– Нет.
– Таак… А на складе вас знают как Дениса Абрамовича. Почему вы скрываете от коллег ваше настоящее имя?
– Я не скрываю… просто не хотел иметь ничего общего с бронзовым генералиссимусом.
– С Сталиным? Какие страсти! А нам показалось, что вы хотели замаскировать вашу активную нелегальную деятельность в московских судах… хм… в роли адвоката инкогнито, так сказать… Поэтому везде, где можно врали, юлили и мутили воду.
– Приходилось мутить и юлить, признаю. Прошу за это прощения. Люблю свою профессию, бросить ее – физически не могу. Но закон я не нарушал.
– На это мне плевать… А почему «Денис»?
Сказав это, следователь, допрашивающий Кацнельсона, демонстративно зевнул. Так что чуть скулы наизнанку не вывернул. Это означало: вот видишь, я обязан задавать тебе эти дурацкие вопросы, чтобы усыпить твою бдительность… Впрочем, ты это и сам превосходно знаешь, стреляный воробей. Но мы и не таких пернатых до костей ощипывали!
– Потому что моя семья была знакома с семьей Драгунского. Дядя Виктора был женат на двоюродной сестре матери.
– Вона, какие у вас знакомства… Чук и Гек просто… За что вас выгнали из московской Коллегии адвокатов?
– Вам это известно лучше, чем мне. Придрались к оплошности в отчете и выгнали.
– А поконкретнее нельзя?
– За то, что я защищал Добровольского и Троицкого. Неделю назад я подал ходатайство об отмене решения Коллегии. Времена меняются, может и восстановят.
– Ладно, это все мелочи… Когда вам пришла в голову идея спуститься в подвал?
Кацнельсон ответил не сразу. Сообразил, что надо отвечать осторожно. Следак выглядел как недалекий, туповатый служака, но кто его знает, каков он на самом деле. Морда опухшая, глазки как у китайца, курносый… лапы как у гориллы, кулаки чугунные, врежет еще… Допрашиваемый поморщил лоб, почмокал толстыми губами, подергал себя за седые волосы на висках, почесал правое ухо, заросшее волосами, затем почесал левое ухо, тоже волосатое и страшное. И только потом начал говорить.