О! Вот теперь, точно вырубил декана…
Он там, скрючившись и схватившись за яйца, готовил рывок в мою сторону, но удар на противоходе в лоб — да ещё с рычагом, в виде длины моей руки, вырубил мужика основательно.
Всё, уже можно бежать!
Закинув свою же руку себе на плечо, придерживая оставшейся функционирующей, я потрусил на выход из полигона. На притихшую трибуну со студентами даже не взглянул.
Не до того сейчас…
Москва. Кусково. Московская магическая академия. Исследовательское крыло. Лаборатория рода Лесковых. Вассал рода Лесковых — Озолиньш Петерис Эдгарсович.
Петерус нажал на кнопку, и на экране высветилось чёрно-белое изображение длинной искривленной нити.
Мужчина пробормотал себе под нос:
— Прекрасно, прекрасно…
В этот момент, за его спиной отворилась дверь, и, повернув голову назад, он увидел Владимира Лескова, что зашёл в лабораторию:
— О, ты уже закончил? Я думал, что… — Глаза мужчины округлились, когда он увидел, что у Владимира в правой руке была… его левая, закинутая на плечо. — А-а-а… А?
Владимир хмыкнул:
— Всё в порядке. Свою руку я притащил, потому что её проще вылечить и прирастить, чем выращивать с нуля.
Затем, он дошёл до напольного холодильника со своим запасным телом внутри и открыл его. Закинув внутрь свою руку, он следом залез в холодильник сам, и сказал:
— У рода ЧП, мне быстрее будет душой туда слетать. А ты — пока подшамань это тело, ладно?
После чего, лёг в холодильник, закрыл за собой крышку и тут же обмяк.
Петерус в какой-то прострации смотрел на явно умершее тело внутри холодильника и немножко охреневал. Но через пару минут, выдохнул и отвернулся к монитору.
Владимир — крайне нестандартный юноша, с крайне изумительными и нестандартными возможностями.
К этому нужно просто привыкнуть. Просто привыкнуть…
Загородное поместье рода Лесковых.
Уж не знаю, сколько у меня заняло времени долететь из Москвы до нашего поместья под Тулой, но мне кажется я поставил рекорд.
Зачем я летел?
Да хрен его знает, если честно…
Просто какое-то чувство внутри меня гнало меня вперёд, заставляя экономить каждую секунду.
Вон, даже Петерусу не объяснил ничего, спешил улететь.
Возможно, это внутреннее чувство называется страх потерять… кого?
Отца?
Да не мог Николай Лесков стать мне отцом за несколько дней! А уж по возрасту это я ему в отцы гожусь, а никак не наоборот.
Тогда, может… сына? Конечно, отцом Николай мне стать не успел, но род Лесковых каким-то образом стал мне родным… Так что ко всем его членам я чувствую какие-то отцовские чувства, что ли.
В общем, мы в ответе за тех, кого мы приручили. А род Лесковых я спас уже неоднократно. Это как с каким-нибудь котёнком — спасёшь его с улицы еле живого, отмоешь, отогреешь, покормишь, и всё — привязался.
Так, и тут. Род Лесковых мне далеко не безразличен, вот, я и прилетел в поместье ставя собственные рекорды по скорости.
Вопрос остался в другом — зачем? Ведь в данном случае я, по-факту, бессилен… И, всё равно, что-то бессознательное гнало меня вперёд.
Залетев в само поместье, я приблизился к первому же человеку, что попался на моём пути. Клубок души совсем не плотный — значит, это не маг. Может, повар, может, уборщик.
Но это и не важно кто, главное, чтобы у него было меньше двух пробужденных колодцев. Я тут же, сходу, вырвал душу этого человека, вселился в его тело и, встав с пола побежал в сторону лазарета в поисках Семёна. Духовное зрение показывало, что там есть люди. И одна душа соответствовала магу с двумя пробужденными колодцами. Это, конечно, может быть кто-то из гвардии сейчас лечится в лазарете, но что-то мне подсказывает, что это, скорее всего, и есть Семён.
Загородное поместье рода Лесковых. Лазарет. Лекарь рода — Ложкин Семён Михайлович.
Семён сидел на кушетке и, взяв с неё же бутылку водки, осторожно, чтобы не пролить, накапал из поллитровой тары в пробирку.
Пролил.
— Да твою ж…
Пьяным движением вытерев алкоголь со своей штанины, лекарь опрокинул содержимое пробирки себе в рот и занюхал рукавом.
Потом, залез пальцами в трёхлитровую банку с солеными огурцами, что стояла там же, на кушетке, и сочно хрустнул овощем, закусывая.
Дверь в палату отворилась и внутрь зашёл уборщик.
Семён, прочитав его имя на бэйджике, махнул рукой:
— Марк, иди! Потом здесь уберёшься.
Уборщик остановился, нагнул голову вниз, читая, что написано на бэйджике, и усмехнулся:
— Марк Захарович Розенштейн сейчас не тут, а вот, здесь… — Мужчина указал пальцем себе за плечо. — Висит рядышком.
Глаза лекаря расширились:
— Владимир⁉
Тот кивнул, подошёл к кушетке, взял бутылку водки и, набулькав себе в пробирку Семёна, опрокинул себе в глотку.
— Владимир, Владимир, кто же ещё?
Взяв из банки огурчик, сын главы рода хрустнул им, задумался на несколько секунд, а затем, взял бутылку и запрокинув голову назад, осушил ту половину, что в ней ещё оставалась.