Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

Когда после войны Равнин в Ваткри стали просачиваться слухи об исчезновении Ральднора, его метаморфозах и преображении, Сульвиан долго гнала от себя эти россказни. Он еще появится в Дорфаре. Он столько перенес, чтобы завоевать его, — как он может не вернуться? Ральданашу исполнилось пять или шесть лет, когда он начал замечать, что позиция матери изменилась. Очень осторожно и постепенно, как отлучают от груди ребенка, она стала освобождать его от мечты, которую сама же в нем посеяла и прежде разделяла с таким воодушевлением. Теперь ребенку внушали, что когда-нибудь ему придется покинуть родной дом и поплыть за море в чужое королевство, чтобы стать его наследником. Именно там Ральданаша будет ждать его отец Ральднор. Порой Сульвиан говорила, чтобы отогнать тайные дурные предчувствия сына: «Ты не будешь одинок, твой отец будет рядом». Но в конце концов отца рядом так и не оказалось.

Даже в детстве Ральданаш понимал, что мать эта история ранила куда больше, чем его самого. Сульвиан всегда осознавала, что ее использовали, — династический брак, скрепленный рождением ребенка мужского пола. Она полюбила Ральднора, но безответно. Тоща она обратила всю свою любовь на сына. Увы, это дало ей лишь временное утешение. В раннем отрочестве Ральданашу пришлось уехать.

Сейчас, сидя во дворце, он вспоминал мать такой, какой она была в вечер его отъезда.

Он впервые разлучался с нею, и его сердце сжимала тревога. Что поделать, он был еще мальчишкой. Сульвиан, женщина, пережившая свой расцвет, стояла у колоннады, и звездное небо за ее спиной служило обрамлением для ее белых волос, перевитых драгоценностями.

«Я пришлю за тобой», — сказал ей Ральданаш, маленький мальчик, который хотел казаться старше.

«Я всегда с тобой, — улыбнулась мать. — Здесь, там и где угодно».

Несколько дней спустя Ральданаш стоял на борту корабля и со вздохом глядел, как скрываются вдали родные берега. И тут он почувствовал, что слова матери таят зловещее предзнаменование. Скоро она умрет. Будь это в его власти, он повернул бы корабль обратно. Но сдержанность, присущая царственному положению Ральданаша и вообще пожизненная, уже глубоко укоренилась в его характере, научив его сопротивляться и терпеть. Поэтому Ральданаш пережил весь долгий путь до Виса, гоня от себя тоску и дурные предчувствия. Он пережил действо по случаю своего прибытия в чужой город, торжественное и одинокое, закончившееся дрожью земли, словно сама твердь его нового королевства приносила ему ужасную присягу. Он пережил последующие дни непрерывного труда во имя того, чтобы соответствовать чужим запросам, — без отдыха, без прибежища в чем бы то ни было, даже во сне думая о своей стране и о том, каким человеком он должен стать, чтобы править ею. И наконец он пережил тот день, когда ему доставили известие о смерти Сульвиан, — принесли и положили у его ног, словно цветок, в присутствии пятидесяти свидетелей. Ему было всего четырнадцать лет.

Двор считал Ральданаша холодным, замкнутым и бездушным. Его достоинство и сухие глаза оскорбляли самые устои Висов. Здесь женщины неистово рыдали над мертвыми, а похоронные процессии превращались в волнующее зрелище. Этот же юный чужеземец даже не прикрыл глаза рукой, произнося скупые фразы сожаления. Однако Ральданаш не хотел устраивать театр для своего окружения. Он был ранен в самое сердце, истекал кровью внутри, но никому не было дозволено увидеть это.

Холодный король Равнин. Эманакир.

Отца он тоже любил, но довольно своеобразно — скорее саму идею Ральднора-избавителя, восходящего солнца, как ее донесла до него мать. До этого часа ему удавалось живо воспроизвести в памяти лицо Сульвиан, ее голос, ее настроение, когда она рассказывала ему о Ральдноре. С ее смертью связь прервалась. Окончательно лишиться отца, вновь и вновь переживать в душе потерю матери — это стало для Ральданаша непосильным грузом, пусть даже и осталось незамеченным для окружающих.

Как и Рармон, он знал, что отец никогда не дорожил им. Это знание являлось частью его наследства, и оно не облегчило Ральданашу вступление в наследственные права.

В конце концов он пришел к тому, что образ и даже само имя Ральднора на каком-то глубоко личном уровне причиняли ему боль и лишали покоя. Осознав это, он запретил использовать имя отца в своем ближайшем окружении — слишком велик был соблазн перенести отвращение к имени на его носителя. Но люди, попавшие в такое положение, не понимали и не могли понимать истинных мотивов Ральданаша, а потому обижались и оскорблялись, как сын Яннула.

За окном совсем стемнело. Кто-то из слуг вошел зажечь светильники, а за ним последовал обмороженный гонец из Элисаара.

— Я очень сожалею по поводу твоей руки, — сказал Ральданаш.

Гонец был смущен и сбит с толку. Ему говорили, что король никогда не проявляет простых человеческих чувств.

— Это моя собственная вина, Повелитель Гроз. Я был неосторожен. Благодарение богине, это не правая рука.

— У тебя есть еще какое-то дело ко мне?