Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

Мандариновые деревья покрылись листвой, вслед за пахотой пришло время охоты. Птицы летали над долиной, свободные птицы, ограниченные лишь погодой и судьбой. Пара черных орлов день за днем кружила на высоте нескольких миль в небе, меняющем цвет от голубого до индиго.

Тьиво расцветала и наливалась вместе с землей, плод в ее животе туго натягивал кожу.

Орн, видно, помнил что-то о беременности матери, так как  радовался и проявлял интерес. Иногда он очень осторожно трогал этот холм плоти. Он отгородил для жены специальное место в их постели. Когда ребенок шевелился, Тьиво давала Орну почувствовать это, приложив его ладонь к своему животу. Орн смеялся. Может быть, вопреки всякой логике, он верил, что в самом деле свершилось чудо и этот ребенок — от него.

Орбин редко разговаривал с Тьиво и никогда — о ней. Только когда она появлялась среди наемных рабочих, разнося еду или еще по какому-то делу, он вел себя нормально. Мужчины поздравляли Орна. Орбин грубо хохотал и кивал, а Орн подражал ему.

В доме, если Орбин хотел чего-то, то указывал или совал предмет ей под нос. Когда ему приходилось обращаться к ней, он делал это обходными путями и кричал, однако больше ни разу не побил ее. Отчасти это было из-за беременности. Будь Орбин менее религиозен, он с силой ударил бы ее в живот, чтобы у нее случился выкидыш, но он не смел. Хотя закон о прелюбодеянии был суров, и ребенок, даже если родится мальчик, будет незаконным — любая беременная женщина несла на себе печать Ках.

Со своей стороны Тьиво продолжала вести хозяйство, как всегда. Беременность совсем ее не ограничивала. Даже если она уставала или плохо себя чувствовала, то никогда не выдавала этого и не садилась отдохнуть.

Жара крепчала, иссушая землю. Застис воцарилась в ночном небе, и Орбина почти все время не было дома. Потом Застис ушла, а Орбин вернулся. Год начал желтеть.

В надлежащее время собрали урожай и забили скот. Двор наполнился зерном, клубнями и кочанами, кровь пропитала землю.

Жрец, резавший животных, посмотрел на Тьиво, затем на Орна.

— Мы делали много подношений, — поспешил разъяснить ему Орбин. Тьиво слышала его слова, доставая воду из колодца. — Он всегда получал удовольствие полной мерой, но я подозревал, что она бесплодна. Благословение Ках, это удача.

И он отдал жрецу большую, чем обычно, долю мяса, желая показать, как семья благодарна богине.

Срок беременности у висских женщин — десять месяцев, десять долгих месяцев. Зачатый вскоре после середины зимы, ребенок должен был родиться в начале следующего холодного сезона.

Тьиво размышляла об этом на исходе жарких дней, собирая среди камней оранжевые мандарины. Она может умереть, рожая. На ферме нет ни одной женщины, которая могла бы помочь ей. Она останется одна с двумя идиотами и врагом.

Но, возможно, ее беспокойство напрасно: она родит и останется жить. Орбин не посмеет тронуть ее, ведь родильница тоже принадлежит Ках.

Ей, такой большой, теперь было непросто собирать плоды, но она справлялась. На закате Тьиво подняла последнюю корзину и внезапно увидела на земле, среди камней и деревьев, странный светлый ручеек.

Раз или два она уже видела в этом месте такие блики. В холодную погоду земля почти полностью обнажалась, но жара снова затягивала ее покровом. Местами грунт обвалился, и это позволяло разглядеть глубоко внизу некую своеобразную подкладку. Что-то лежало там посреди корней, камней и плодородной почвы, гладкое, как сталь, и темно-белое, как старинный фарфор.

Тьиво не хотелось выяснять природу этой белизны. Она совершенно отчетливо боялась ее.

Скоро начнется время бурь, затем выпадет снег и спрячет от глаз эту странность.

Подняв корзину, Тьиво пошла обратно через пастбище, выкинув из головы память об увиденном и бездумно наблюдая, как мир вокруг из меди становится бронзой, а из бронзы — железом.

Роды начались рано.

Шел град, рассыпаясь по долине, осколки солнечного света дробились о вершины гор. Тьиво разбивала корку льда в колодце, когда из самой глубины ее тела поднялась волна боли. Она закончила свои дела быстро, почти бегом, торопясь скорее укрыться там, где боль дозволена.

Тьиво ничего не сказала Орбину, просто подала ужин и лишь после этого отправилась в собачий загон, где давно уже, словно кошка, приготовила место для родов, заранее принеся все, что может понадобиться. Она решила рожать там, где зачала, в свете и тепле все той же жаровни.

Большая часть собак не обращала на нее внимания. Только суки, Тьма и Злюка, чувствуя внутреннее родство, время от времени подходили к ней, заглядывали в глаза и лизали руки.

Боль навалилась разом. Тьиво билась и стонала, сжимая в руках и снова отпуская веревку, которую обмотала вокруг талии. Веревка натягивалась и расслаблялась в такт потугам, на миг врезаясь в тело и отвлекая от разрывающей боли внутри. Старая хитрость искайских женщин, которой их тоже обучила Ках.

В какой-то момент ей показалось, что Орбин пришел и подслушивает под дверью загона.