Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

— Ках! Ках, помоги мне! — в изнеможении громко шептала Тьиво ритуальные слова. Она в безопасности, Орбин не тронет ее. Она принадлежит Ках.

После нескольких часов мук боль вспыхнула, как костер, и рванулась прочь из ее тела. Крича от ужаса и радости освобождения, Тьиво увидела головку ребенка, прорвавшуюся в мир. Вскоре вышло и тело. Тьиво поняла, что родила превосходное живое существо. Она поспешила обрезать и перевязать пуповину, протереть рот и кожу ребенка.

Он плакал и дышал, незрячий, как щенок. Тьма подошла и осмотрела ребенка, ткнувшись в него носом, так что Тьиво пришлось мягко оттолкнуть ее. Измученная, она прижала к груди свое дитя. Ее единственное достояние, он жил, как и она сама, но, в отличие от  матери, был мужчиной.

Глава 3. Обретенный и потерянный

Катемвал эм Элисаар, борясь с простудой и болью тела, затекшего в седле, окликнул задержавшихся на тракте людей, приказав пропустить похоронную процессию.

Путешественник по сути своей, он не мог обходиться без поездок и никогда не уставал от них. Во время странствий Катемвал становился свидетелем самых разных событий. В числе прочего он имел представление об искайских обычаях и не удивился, увидев на холоде одних женщин — это значило, что умерла женщина. В прозрачном ясном воздухе глухой звук бронзовых гонгов слышался с расстояния двух миль.

Они спустились на тракт, темнея на первом снегу, мягком и пушистом — снег западных гор, даже в худшие годы, не шел ни в какое сравнение с зимами Междуземья, Дорфара и Зарависса, не говоря уже о далеком Ланнелире на востоке.

Наиболее суеверные из его людей сотворили охранительные знаки. Один, искаец, отвернулся и смотрел в другую сторону. Жители гор считали, что наблюдать за женскими обрядами нельзя — это отпугивает удачу.

Четыре женщины несли гроб, кое-как сколоченный из грубых кусков дерева. Для таких гробов редко требовалось более четырех носильщиков — бедная жизнь высокогорья не давала располнеть людям обоего пола. Впрочем, мужчины и женщины Иски сильны и выносливы, потому-то элисаарец и забрался сюда. Он возвышался над процессией на огромном черном скакуне — животном, какого здешним селянам прежде явно не доводилось видеть. Однако женщины даже не взглянули на него и проследовали мимо, ударяя в гонги. Пальцы на их голых руках покраснели от холода.

Его внимание привлекла одна из женщин, судя по всему, главная плакальщица, идущая сразу за гробом. Катемвал провожал ее глазами, пока та не скрылась за поворотом. В ней было нечто особенное, что-то, что лет двадцать назад стоило немалых денег. Теперь уже слишком поздно — жизнь выжала ее, словно виноград под прессом, как выжимает всех людей. Таких надо забирать детьми, если хочешь пересоздать их по своему замыслу.

Тракт спускался вниз и уходил в белесый день. Процессия следовала по нему на фоне смутно различимых призрачных вершин, отделяющих Иску от Закориса. Звон гонгов продолжал слышаться даже тогда, когда сами женщины скрылись из глаз.

— За мной, — приказал Катемвал. — Или вы хотите замерзнуть в седлах?

Шутка вышла так себе. Надежно защищенный морем с юга и востока, Элисаар никогда не знал снега, так что даже слабые морозы запада становились ужасным испытанием для элисаарца или человека с Искайской равнины, лежащей ниже линии снегов.

Катемвал тронул поводья, и скакун выбрался на тракт, ступая более уверенно. Хотелось надеяться, что сведения верны. Юность, здоровье и бедность. Иначе это путешествие окажется совсем бессмысленным.

К ночи он должен вернуться в Ли, к завтрашнему дню — добраться до Ли-Дис, где оставил остальных детей, и затем спуститься в столицу, к портам, прежде чем их накроет высокогорная зима. Для столь маленькой страны Иска имела весьма долгие дороги — ибо ни одна из них не была прямой.

Вскоре они въехали в долину. Ферма, если можно было так назвать эти жалкие строения, съежилась в ее глубине. Дымный теплый воздух дрожал над домом и собачьим загоном.

Когда Катемвал подъехал ближе, навстречу ему вышли двое мужчин. По пятам за ними шли три крупных охотничьих собаки.

— Добрый день, — вежливо произнес Катемвал.

— Ха, — отозвался более низкий и мускулистый мужчина, стоящий ближе.

Катемвал позволил им рассмотреть свои меха и высокие сапоги из кожи овара, зеебов его людей, скакуна, стоившего, пожалуй, больше, чем вся ферма. Мужчина позади, похоже, был слабоват на голову.

— К делу, — обратился Катемвал к первому мужчине с хитрыми, глубоко сидящими свиными глазками. — Я слышал, что здесь есть ребенок, от которого вы не прочь избавиться.

Они молча уставились на него. Он сказал не совсем то, что слышал — ему лишь сообщили, что здесь есть ребенок. Но дети не всегда желанны, и что-то в том, как рассказывали об этом ребенке, подсказало ему — в данном случае так оно и есть.

— Семь серебряных элисаарских дрэков, — продолжил Катемвал. — Конечно, если ребенок подойдет мне.