Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

Амрека ожидали через три дня. Ральднор не приближался к ней с самого дня землетрясения. Он видел ее, как и прежде, лишь издалека, движущуюся на веревочках куклу. Временами, хотя и не часто, он ощущал в своем мозгу еле уловимые, точно трепет крылышек мотылька, шевеления ее разума. Она не доверяла ему среди чужаков — или же не доверяла себе самой. Иногда в темноте он чувствовал ее бесплотное присутствие, очень похожее на прикосновение. Даже в эти краткие минуты контакта их мысленный разговор простирался далеко за пределы слов, в те отвлеченные, но вместе с тем понятные обоим области, которые составляют душу разума.

Он сходил с ума по ней, а она — по нему. Он знал это. Звезда терзала их обоих. Теперь он не звал никого из женщин в свою постель, потому что не желал никого, кроме нее. Он почти не спал. Его сжигал какой-то внутренний пламень, как когда-то раньше. Она снова сделала из меня жителя Равнин, — думал он. Она была девственницей. Это не удивило его, ведь в тот короткий миг их мысленного единения он узнал всю ее жизнь. До него она никогда не желала ни одного мужчину. Теперь ее страсть была столь же всепоглощающей, как и его. Но ни один из них не пытался искать другого. Они были ограничены строгими правилами дворцового этикета — эти двое, подобных которым не было.

Он очутился за озером. Тропы стали ненадежными, потом непроходимыми. Он стреножил скакунов и пошел пешком. Какой-то инстинкт гнал его вверх. Солнце почти зашло, растекшись лужицей ослепительного прощального света на вершинах гор.

Неожиданно он наткнулся на хижину и чахлое поле. Дальше  склон поднимался вверх, уходя в черноту пещеры. Он остановился, глядя на нее. Ему приходилось слышать о людях, которых какая-то незримая сила приводила к краю обрыва и заставляла броситься в ущелье, на верную смерть. Что-то в черной пасти пещеры притягивало его с той же леденящей кровь неумолимостью.

Внезапно на пороге хижины показалась женщина. Похоже, она увидела его. Она помахала ему и поспешила по склону ему навстречу. Она двигалась, кокетливо покачивая бедрами, но когда она приблизилась к нему, он мгновенно заметил, какой грязной, старой и жалкой она была. И явно душевнобольной.

— Не хотите ли заглянуть ко мне в дом?

Он ничего не ответил, и она в жуткой и отвратительной пародии на обольстительность приспустила с плеч платье, продемонстрировав висящее на шее ожерелье из сверкающих драгоценных камней. Должно быть, она где-то украла его. Ничто ни в этой хижине, ни в ней самой не намекало на достаток, а эти фиолетовые камни… Она определенно не имела ни малейшего представления о том, какова их цена.

— Где ты нашла свое ожерелье? — спросил он.

Она мгновенно прикрыла руками горло.

— У меня нет никакого ожерелья… нет-нет, никакого ожерелья.

Он приблизился к ней на полшага. Она завопила, и из хижины выскочил здоровенный верзила, лишь отдаленно напоминавший человека. Он взбежал по склону, и женщина вцепилась в него, но он отшвырнул ее, и она упала лицом на иссушенное жнивье.

Ральднор вытащил нож.

— Я — человек Повелителя Гроз. Берегись.

Существо остановилось. С недоуменным упреком он сказал:

— Не стоило заставлять ее кричать.

— Я ничего не сделал. Просто спросил о ее ожерелье. Это ты украл его для нее?

— Я? Нет, господин. Она дурочка, совершенно безобидная. Придется отлупить ее…

Услышав эти слова, женщина захныкала.

— Спроси ее, где она его взяла.

Верзила подскочил к ней и рывком поставил ее на ноги. Потом взглянул на камни и ахнул от ужаса.

— Где ты взяла эти побрякушки, дрянь? — Там… там, наверху… человек вышел, а я взяла их, когда он спал.

Ральднор снова взглянул вверх, куда она тыкала, в чернильно-черную ноздрю скалы. И снова по спине у него забегали колючие холодные мурашки.

Была одна легенда. Эраз рассказывала ее ему еще ребенком. Камень богини, Змеиное Око…

Он вынул из пояса монетку и бросил ее верзиле. Потом медленно зашагал по склону в пасть тьмы.

Почти в полночь любовники, все еще прогуливающиеся по садам, и запоздалые прохожие, идущие по своим делам, могли слышать шум проезжающей мимо них коляски. Женщины выглядывали из шафранно-желтых окошек и театрально вздыхали, ибо это Сарит проезжал по темным городским улицам.

На террасе Дворца Мира двое или трое часовых, с громким хохотом что-то обсуждавших, замерли и вытянулись в струнку. Когда он появился, вид у него был такой, что они не решились даже заговорить с ним. Впоследствии они обсудили это — возможно, какой-нибудь наркотик наслаждения из Зарависса, или женщина, оказавшаяся наконец не по зубам даже самому Ральднору эм Сару.

Во внутренней комнате скучал офицер гвардии королевы — Клорис. Ум Ральднора медленно шевельнулся. Он предположил, что Клорис снова волочится за Лики, но Клорис поклонился с нахально преувеличенной вежливостью и сказал: