Повелитель и пешка

– Своим ничего не грозило. Они там втроем были. Тройной щит, особенно с участием господина Илма, надежнее любой крепостной стены. Чугунные ядра в лепешку плющит. А вот охрану княжескую мгновенно смели бы. И люди погибли бы. Филиппа в Сенеже любят. Могли кинуться защищать. Ярмарочная толпа. Женщины. Дети. Да что тебе объяснять. Ты человек опытный.

– Угу.

– Рыжую я просто запру. Давно об этом мечтал. Пусть сидит в замке. Но Ивар – здешний травник, по призванию, по наследству, по сути. Запрети я ему покидать замок, он просто не станет меня слушать. Ходить за ним хвостом я тоже не могу. Люди не поймут, да и он никогда не согласится. Он считает, что сам может себя защитить, и это вполне справедливо. Но, чтобы отразить опасность, надо ее видеть, узнавать в лицо. А он… Про таких у нас в Пригорье говорят – по облакам гуляет. Все у него добрые, все хорошие, как у твоей Аннушки.

– Ясно. Хотите, чтоб я прикрывал ему спину?

– Что ж. Ты многое умеешь и, главное, чуешь угрозу. Частенько даже там, где ее нет. Ну что, берешься? Плата хорошая, как у княжеского телохранителя.

– Ладно. Идет, – поразмыслив, решился Оберон. – А как же Нюська?

– Мы будем делать все, что возможно. Дадим тебе еще немного времени. Думай! Спасти ее можешь только ты. Кстати, крайны по-прежнему должны тебе желание.

– А, – решился Обр. – Так это просто. Скажите вашему лесу, что я свой.

– Чего-чего?

– Ну, здешний лес со мной говорить не хочет. Вы же его хозяева. Скажите ему, что я свой.

Крайн некоторое время разглядывал его, по-птичьи склонив белую голову.

– Не понимаю, – наконец, сообщил он. – Ничего. Совсем.

Обр знал, что ему никто не поверит. Но тоска по лесу оказалась сильнее стыда и страха. Как мог, запинаясь на каждом слове, рассказал все.

– Во-от как, – протянул крайн, – а говорил: ничего не умею. Кто ты, Оберон Александр? Ты, друг мой, умеешь такое, что здесь никому и не снилось.

– Но я же слышал, как этот ваш Ивар…

– Пел для Пригорского леса. Все верно. Но это иное. Понимаешь, мы поем для них, для гор, лесов и полей. Но они никогда не отвечают. Никто, никогда не говорил с лесом, как ты. Я, конечно, исполню твою просьбу. Это не трудно. Эй, лес, он свой!

– И все?

– Ладно, скажем то же самое, только красиво.

Крайн поднялся, запрокинул голову к пробивающимся сквозь кроны лучам.

– Повелеваю лесам Пригорским и Заозерским, Сенежским и Пореченским считать Оберона Александра своим отныне и во веки веков. Ну как, помогло?

– Да, – прошептал Обр и стал шелестящей зеленой хвоей, кустами брусники, греющимися в теплых солнечных пятнах, могучим и счастливым Пригорским лесом.

Господин Лунь присел рядом и долго глядел на него.

– Кто ты, разбойник? Кто ты на самом деле?

Глава 17

– Ты хоть меня не позорь, – мрачно сказал господин Ивар, – рожу умой. Патлы в хвост подбери. Будем говорить, что ты мой ученик. Вроде как подмастерье.

– Че? Да я в этом деле ни ухом ни рылом! Если только рану на скорую руку перевязать.

– Ежели скажем, что ты со мной для охраны ошиваешься, люди насмерть обидятся.

Работа оказалась тяжелой, почти непосильной и безумно опасной.

День первый. Село Стрелицы. Роды. Принес пять ведер воды. Две охапки дров. Затопил баню. Потом три часа сидел на крыльце, слушал вопли роженицы и уговоры Варки-травника.

День второй. Деревня Овсяницы. Роды. Принес три ведра воды. Две охапки дров. Затопил баню. Сидел, слушал вопли.

День третий. Деревня Добрицы. Роды. Ведра. Дрова. Баня. Вопли.

День четвертый. Деревня Кресты. Все то же. Плюс тяжкий бой с какой-то визжащей бабой, которую господин Ивар выставил на двор и велел ни под каким видом не пускать внутрь. Отделался расцарапанной рожей. Царапины господин Ивар вылечил моментально, так что, можно сказать, обошлось без потерь.

День пятый. Пригорские жители плодились, как зайцы летом.

Роды – дрова – вода – баня – вопли. С раннего утра в знакомых Столбцах, после обеда и до глубокой ночи в Перебродах. В Столбцах удалось немного развлечься. Успокоил молодого мужа, который со страху так напился, что потерял всякие берега. Правда, потом пришлось выслушать выговор от господина великого травника. Мол, бить надо было аккуратней, а то теперь роженица увидит эту морду и напугается. А ей нельзя. Молоко пропасть может.

В деревнях, селах и маленьких деревушках, стоявших среди лесов над быстрыми речками, кроме рожающих баб, водились детишки с заушницей, криксой и золотухой, парни с выбитыми из плеча руками, мужики с прострелом и выпавшей грыжей. Попадалась и белая горячка.

На седьмой день случилось самое страшное. К мирно посиживавшему в тени плетня Обру подкрались и набросились три девицы, наряженные будто на праздник. Целый час пришлось отвечать на вопросы, где господин Ивар, да когда он выйдет, да правда ли, что в него стреляли, да верно ли говорят про невесту-красавицу, что он принес из-за гор.

После этого Оберон не выдержал и вечером отыскал господина Луня.

– Вы зачем меня к нему приставили?

– Помнится, мы все уже обсудили.