Повелитель крыс

«Цивилизация достигла такого прогресса, но до сих пор ничего не изобрела такого, что помогло бы мне освободиться от этого проклятия…» Григорий держал в руках электронную записную книжку — для него она была настоящим чудом, но по сравнению с прочими изобретениями нынешнего века являлась не более чем игрушкой. Григорий вынул небольшую ручку, прилагавшуюся к устройству, и стал писать. Хмуря брови, он пытался зафиксировать те скудные сведения, какие только мог припомнить, о последней встрече с чудовищем, которое управляло его жизнью на протяжении последних шестисот лет, а может, и дольше.

Его руки дрожали. Просидев с устройством в руках несколько секунд и в отчаянии глядя на экранчик, он горько вздохнул, встал и подошел к телевизору-двойке. Встроенный радиоприемник позволял слушать любую из радиостанций, вещавших в окрестностях Чикаго. Григорий включил радио.

Звучание симфонического оркестра заполнило номер. Григорий замер, прислушался. Малер. Не хуже, чем Брукнер, решил Николау. Григорию повезло — он нашел радиостанцию, которая передавала исключительно классическую музыку. Поиски такого канала всегда являлись для него наипервейшей задачей по прибытии на новое место.

У Николау сохранилось единственное воспоминание о том времени, когда он побывал на премьере четвертой симфонии Брукнера в Вене, зимой 1881 года. Играли не оригинальный вариант симфонии, а переработанный. Антон Брукнер был всегда недоволен своими произведениями. Уже через несколько лет он снова вернулся к этой симфонии и принялся переделывать ее, но, насколько знал Григорий, тот вариант, который слышал он, так и остался окончательным.

Музыка и чтение. Излюбленный досуг. Он бы даже сказал, что музыка и чтение были линиями его жизни. Лиши его музыки и чтения — и Григорию Николау конец.

Звуки музыки Малера текли по комнате, заполняли ее, и Григорий наконец ощутил некоторое успокоение. Он вернулся к письменному столу, снова сел, посмотрел на экран записной книжки и предпринял новую попытку произвести запись.

На этот раз ему больше повезло. Слова, написанные от руки на стеклянном экранчике, мгновенно преображались в аккуратные печатные буквы. Машина почти сразу разобрала довольно-таки старомодный почерк Григория.

Фроствинг вновь посетил меня во сне нынче вечером…

II

Проснувшись на следующее утро после ночи, полной тревожных, но вполне приемлемых кошмаров, Григорий обнаружил, что электронная записная книжка лежит на письменном столе. Но ведь вечером он ее там не оставлял! Он убрал ее в ящик и снабдил охранными заклинаниями.

Устройство было включено, но экранчик его был пуст. Исчезли не только сделанные вечером записи, но и вся программа целиком. Григорий нажал несколько кнопок, но экран остался пустым. Все было стерто.

Николау пробежался рукой по взъерошенным волосам. Поломка записной книжки и исчезновение записей огорчили его, но не сказать, чтобы это было так уж неожиданно. Фроствинг был исключительно последователен.

Да и гадать о том, как это произошло, тоже не стоило. Скорее всего Григорий сам и стер записи. Такое происходило не в первый раз. Многие годы Григорий сжигал записи, сделанные от руки, не осознавая этого до тех пор, пока не обнаруживал, просыпаясь на следующее утро, дымящуюся горку пепла на полу и сажу на собственных пальцах. Многие годы он прибегал к тысячам всевозможных ухищрений в попытках сохранить записанное, но все было без толку, поскольку боролся он не только с Фроствингом, но и с самим собой. Он был орудием воли этого демона, тем инструментом, с помощью которого грифон не давал Григорию записать историю собственной жизни. Каким-то образом все его записи уничтожались. Он пробовал прибегнуть к помощи охранников — но и это не помогало.

— Неужели ты ничего не можешь мне оставить? — прошептал он, обращаясь к отсутствующему грифону, как обращался много, много раз. — Что я тебе такого сделал, чем насолил, что ты обрек меня на такие муки?

Он задавал эти вопросы чудовищу и лично, но Фроствинг, естественно, отмалчивался.

«Все как прежде, все впустую…» Григорий швырнул электронную записную книжку в корзинку для бумаг. Никакого проку не было от этого устройства. Наверное, его можно было бы починить, но ему этого не хотелось. Он приобрел записную книжку несколько недель назад и занес туда записи нейтрального характера — свои соображения по поводу кое-каких предприятий. Фроствинг на это никак не отреагировал, что вселило в Григория надежду. Он решил, что в конце концов отыскал техническое достижение, справиться с которым грифону не под силу.

Зря он так размечтался.