Повелитель майя

Гонсало вернулся на тропу, и остальные, поднявшись, последовали его примеру. Эронимо охватило сильное беспокойство – он еще никогда такого не испытывал. Даже в шлюпке священник не терял надежды на то, что будет спасен и сможет служить Господу в этих краях. Теперь же, когда прошла эйфория после удачного побега и охватившее его наслаждение свободой стало не таким острым, Эронимо не давала покоя мысль о том, что ему, возможно, придется провести остаток дней среди язычников. Те немногие христиане, которые его сейчас окружали, были не очень-то подготовлены к жизни в диком лесу. А еще их преследовали свирепые люди, языка которых они не понимали.

Как он сможет исполнить свою миссию в подобных обстоятельствах? Как сможет привести к Господу дикарей, которые относились к нему как к рабу, или, хуже того, собирались сделать его жертвой какого-то ужасного ритуала? Единственный возможный ответ заключался в том, что Господь как-нибудь поможет ему и его товарищам сориентироваться и найти путь обратно, в цивилизованный мир… если только им удастся уйти от яростной погони, которую наверняка уже организовали туземцы.

Испанцы продолжали шагать вперед, двигаясь непрерывно, пока у них были на это силы, и делая привал, когда эти силы иссякали. Песчаная тропа стала тверже, но деревья и кустарники вокруг нее росли по-прежнему очень густо. Гонсало не питал иллюзий по поводу будущего, которое их ожидало. Солдата беспокоило то, что его спутники были не так сильны, как он, и, возможно, менее решительно настроены на то, чтобы выжить. Но что бы ни ожидало их всех впереди, он должен был заставлять этих людей шагать вперед, меняя направление движения достаточно часто, чтобы иметь шанс уйти от погони и избежать печальной участи, которая постигнет беглецов, если их поймают. Гонсало никогда не паниковал, однако, когда он подгонял отстающих, у него в животе возникало неприятное ощущение пустоты.

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как рассвело, когда испанцы поняли, что их заметили. От тропы, по которой они шли, отделялась и уходила в сторону еще одна. Когда мимо этой развилки прошел шагавший первым Рамиро, на ней никого не было, однако замыкавший их группу Гонсало, бросив взгляд вправо, увидел трех индейцев, стоявших в сотне футов от развилки и смотревших на испанцев в свете утреннего солнца.

Солдат вдруг стал отчетливо слышать звуки, издаваемые каждой птицей и каждым насекомым, – так, будто все они находились прямо у него над головой: его чувства обострились до предела. Тело Гонсало невольно напряглось, инстинктивно приготовившись либо броситься наутек, либо развернуться и вступить в бой. Однако он не сделал бы ни того, ни другого: в этом не было смысла. Там, где есть трое туземцев, может появиться множество других, а потому им, беглецам, оставалось лишь надеяться на то, что эти туземцы не принадлежат к тому племени, от которого они пытались убежать. Ничего не говоря, Гонсало оставил Эронимо, помогавшего Дионисио, и, спешно обогнав остальных, зашагал рядом с Рамиро, шедшим во главе вереницы измученных людей.

– Нас заметили, – коротко сказал солдат.

Рамиро явно напрягся, но ответил очень тихим голосом:

– И что же теперь делать?

– Не знаю. Думаю, нужно продолжать идти вперед. Вступать с ними в схватку бессмысленно: нам сражаться нечем, а они вооружены. Остается лишь шагать дальше и надеяться на то, что эти туземцы из другого племени. Может, они позволят нам пройти мимо?

Некоторое время спустя индейцы снова появились на тропинке. На этот раз их было человек двадцать, и люди, шедшие позади Гонсало, пришли в ужас. Послышались испуганные возгласы, а Дионисио и вовсе рухнул на колени. Гонсало почувствовал, как у него застучала в ушах кровь, однако затем с облегчением заметил, что индейцы, судя по всему, просто вышли на охоту, а не гонятся за беглецами. Двое из них несли привязанного к большой жерди оленя, а двое других тащили животное, похожее на дикого кабана.

Туземцы были вооружены луками, стрелами и копьями, но ни на ком из них не было огромных головных уборов и длинных накидок из перьев, какие испанцы видели раньше. Кроме того, этих индейцев, похоже, удивило – а может, даже испугало – неожиданное появление небольшой группы изможденных европейцев. И все же эти туземцы выглядели так же, как и те, с которыми испанцы столкнулись ранее: у них были покатые лбы, узкие головы и темные вьющиеся волосы. А еще у многих из них в изрезанных ушах виднелись точно такие же украшения.

Индейцы медленно шли по направлению к испанцам, однако за несколько ярдов от них остановились.

– Байтал чеш титокок? – сказал один из них и стал ждать ответа.

Гонсало выступил вперед и вытянул перед собой руки, чтобы показать, что в них ничего нет.

– Я вас не понимаю, – произнес он так спокойно, как только мог. – Но мы – друзья. Мы не собираемся причинять вам вред. Мы были пленниками, – продолжал он, показывая на стоящих позади него людей, – и сейчас всего лишь пытаемся уйти подальше от тех, кто причинил нам вред и убил наших товарищей.