Повелитель майя

Ах-Кун-Тцель научил испанцев майяскому языку и как-то рассказал о снах, которые видел накануне того дня, когда его схватили и увели в рабство. В этих снах за ним гнался гигантский тапир, и потому Ах-Кун-Тцелю явно не следовало отправляться наутро на охоту. Однако он решил рискнуть и ограничился лишь тем, что с особой тщательностью помолился на рассвете богу охоты. Он также помолился духу убитого им оленя, прося прощения и объясняя, что сделал это только ради мяса. Ах-Кун-Тцель думал, что благодаря этим молитвам на него обратят внимание доброжелательные боги леса, но, по всей видимости, ему не удалось задобрить всех, кого было необходимо. Он считал наказание справедливым. Индеец решил, что будет трудиться, и работал так старательно, насколько это было необходимо для того, чтобы его не постигла еще более горькая участь.

Как и у всех рабов, которых Гонсало и Эронимо видели раньше, голова Ах-Кун-Тцеля была обрита. У него отняли украшения, и без них его изрезанные уши напоминали лоскуты. Перьев в одежде индейца не было, однако по его татуировкам было видно, что и в своем родном селении он был человеком с невысоким социальным статусом. Его щеки и лоб были покрыты неровными геометрическими узорами; на одной руке индейца был изображен стебель кукурузы, на другой – игуаны. Грудь Ах-Кун-Тцеля украшал ягуар с открытой пастью. Раб-индеец был худым и подвижным, с проницательным взглядом, от которого, казалось, ничего не ускользало.

По вечерам испанцы с помощью Ах-Куна практиковались в майяском. Гонсало и Эронимо уже освоили некоторые фразы, необходимые для того, чтобы как-то реагировать на приказы, которые им отдавали. Слушая рассказы своего нового товарища, испанцы постепенно начинали понимать его все лучше и лучше и сами учились разговаривать на майяском. Общение с Ах-Куном и другими индейцами со временем позволило Гонсало и Эронимо довольно хорошо освоить их язык. Они уже редко говорили на испанском – даже тогда, когда оставались наедине.

Оказавшийся, как и испанцы, вдали от дома, без каких-либо реальных шансов когда-нибудь вернуться в родное селение, Ах-Кун стал воспринимать Гонсало и Эронимо как друзей и начал учить их некоторым полезным навыкам. Он показал им, как изготавливать крепкие сандалии, и объяснил, какие растения можно употреблять в пищу и чего следует опасаться и избегать. Испанцы узнали, как собирать соль в черепаший панцирь, давая возможность воде из лагуны испариться; как охотиться на индюков и куропаток в редкие часы досуга; как изготовить духовую трубку толщиной в три пальца и длиной в шесть ладоней.

Хотя б'oльшая часть их разговоров касалась обсуждения этих незатейливых навыков, иногда они беседовали и на отвлеченные темы. Однажды вечером после ужина испанцы и индеец уселись втроем на поленьях возле костра, горевшего перед их хижиной. Смеркалось; после того как солнце исчезло за плотной стеной окружавших их джунглей, сумерки очень быстро сгустились. Как часто бывало в это время суток, воздух был совершенно неподвижным, и потому дым от их костра поднимался к небу почти вертикально. Когда Ах-Кун начал рассказывать историю происхождения своих соплеменников, на его лице – обычно бесстрастном – промелькнул энтузиазм и даже появилась едва заметная улыбка.

– Ашка йет хунцан куалилти а эб майя лахбиль каль ок йу-йэб (В нынешние времена майя все время сражаются), – сказал он. – Акин-Куц, вождь этого селения, то и дело воюет с моим господином Набатун-Сеелем, пусть даже они оба должны подчиняться халач-винику, правителю Четумаля – города, о котором я вам рассказывал. Он стоит у большой бухты к югу от того места, где вы ловите рыбу. А еще Шоктуму приходится отражать набеги, которые враги совершают по морю с севера – из города-крепости Тулум. Однако у майя так было не всегда.

– А как же было раньше? – спросил Гонсало с интересом, наклоняясь вперед.

– Задолго до того, как родился мой отец – и его отец, – все майя подчинялись и платили подати только одному господину. И везде был мир – от Четумаля до моря на западе.

– Именно тогда и построили эти храмы?

– Их построили во времена великих правителей. Иногда, видите ли, бывало больше одного правителя, но затем, когда появился Кулькулькан, владыка снова стал один.

– А что произошло потом? – спросил Гонсало. – Эти храмы ведь пришли в упадок.

– Было очень много бед. Были войны. Я слышал, что разразилась ужасная буря, пришла страшная болезнь, начались неурожаи. Не думаю, что все это случилось сразу. Я знаю лишь то немногое, что мне рассказали. Жрецы… у них обо всем этом записано в книгах – священных книгах, в которых фиксируется все, – но читать их умеют лишь они сами. Только им одним известно, почему нарастает и уменьшается луна, появляются и исчезают звезды, сменяют друг друга времена года. Только им известно, когда нужно сажать посевы, а когда собирать урожай. Обо всем этом жрецам сообщили боги в древние времена.

– А ты не читаешь этих священных книг? – спросил Эронимо. – Может быть, тебе читал их кто-нибудь?