Повелитель молний

Жорж Рибо в своем парике и коричневом фраке, Джемс Фарадей в чистой рабочей блузе и он, Майкл Фарадей, стояли в камере мирового судьи. Когда дошла до них очередь, секретарь скороговоркой прочитал заранее составленный контракт. В нем говорилось, что нижеподписавшийся Жорж Рибо принимает к себе в ученики Майкла Фарадея, четырнадцати лет, на семилетний срок, с обязательством обучить его в совершенстве переплетному делу, книжной и писчебумажной торговле; причем упомянутый Майкл Фарадей обязуется беспрекословно исполнять все поручаемые ему хозяином работы, будучи занят с 5 часов утра до 7 часов вечера, с двумя перерывами на завтрак и обед. Он пользуется помещением, пищей и одеждой хозяина. Дальше говорилось, что, принимая во внимание усердную службу Майкла в течение испытательного года, платы за обучение и содержание хозяин взимать не будет.

При чтении этого пункта Майкл самодовольно посмотрел кругом, а Джемс ласково взглянул на сына.

Потом секретарь такой же равнодушной скороговоркой прочитал статью закона, которая за побег от хозяина грозила ученику заключением в тюрьму. Джемс Фарадей и Жорж Рибо скрепили контракт своими подписями, а секретарь внес его в толстую книгу, пометив число: 7 октября 1805 года…

Вечером, когда переплетчики кончали работу и уходили в кухню поболтать с кухаркой, Майкл оставался в мастерской один. При свете маленького огарка свечи он жадно читал книги.

Рибо не мешал этому чтению. Он тоже любил книги и полагал, в отличие от большинства хозяев, что чем больше знаний приобретает его ученик, тем больше он будет ему полезен. Иногда он сам выбирал для Майкла подходящую, по его мнению, книгу. Майкл читал арабские сказки Шехерезады, романы, путешествия, Иногда он брался за ученые книги, которые манили его своими названиями и картинками, но обычно со вздохом откладывал их в сторону: он почти ничего не мог в них понять.

Но вот однажды кто-то из заказчиков принес в переплет три маленьких томика под названием «Химические беседы». Это была книга мадам Марсэ о незаметных чудесах природы, которая нас окружает. Майкл открыл первый том — и зачитался. Оказалось, что существуют простые и сложные тела, что простых тел, или элементов, всего 33[1], а все остальные вещества представляют собой их разнообразные соединения. Незадолго до Великой французской революции ученый Лавуазье впервые доказал: вещество в природе не исчезает и не появляется вновь. При всех превращениях оно лишь изменяет свой вид, а количество его остается неизменным. К этой мысли Лавуазье пришел путем тщательного взвешивания составных частей химических соединений до и после реакции. Он создал количественный анализ и химические уравнения. Он дал новые названия известным в химии веществам и составил первую таблицу элементов.

Очень поразило Майкла, что вода, самая обыкновенная вода, — это сложное химическое тело и состоит из кислорода и водорода.

В ту пору химики очень увлекались сравнительно недавно открытым кислородом и искали его даже там, где его не было. В книжках мадам Марсэ ему уделялось много места, так же как и водороду. Всего интереснее было то, что в «Химических беседах» описывались простейшие опыты, которые каждый мог сам произвести. И Майкл немедленно проделал все эти опыты.

Каждое химическое превращение казалось ему таким же чудесным, как «Сказки тысячи и одной ночи». Но это была не игра воображения, а сама действительность, простая и понятная. Казалось, что в лице мадам Марсэ наука спустилась с неприступных высот своего величия и протянула дружескую руку маленькому переплетчику.

Одолев «Химические беседы», Майкл расхрабрился.

В мастерскую принесли для переплета многотомное издание «Британской энциклопедии». Каждый том весил почти полпуда.

— Вот где бездна премудрости(— сказал Рибо. — Ну, Майкл, попробуй что-нибудь одолеть.

Мальчик взялся за статью об электричестве и прочитал ее всю, с начала до конца. Эта таинственная сила, тогда еще малоисследованная, пленила его воображение больше, чем описание самых увлекательных приключений.

Вскоре Майкл запасся палочкой сургуча и суконкой. Он раскладывал по столу обрезки бумаги, водил над ними сургучом, потертым о суконку, и радовался, глядя, как бумажки подпрыгивают к сургучу. Он пробовал делать то же с обрезками кожи, пуговицами, гусиными перьями, однако все эти предметы только чуть-чуть шевелились при приближении палочки, но с места не двигались.

Тогда Майкл выпросил у кухарки несколько булавок, воткнул их в край полки, висевшей на стене, привязал к булавкам суровые нитки, а к концам их подвесил свои непослушные сургучу предметы. Теперь они оказались более податливыми и следовали за сургучом, как за волшебной палочкой.

— Так я и знал! — с довольным видом сказал Майкл. — Им, конечно, мешало трение о доску стола.

В субботу вечером, отправляясь домой, Майкл нащупал в кармане свою сургучную палочку.

Дома мать стряпала праздничный ужин, и на столе лежали пустые яичные скорлупки. Пятилетняя Мэгги сидела на табуретке и облизывалась.