Надо сказать, пёрли немцы просто отчаянно. И хотя их танки застряли, битой массой перегородив весь брод (один отчаянный хотел было объехать да нырнул, только корма торчала), но пехота прорвалась на позиции, прячась за танками в воде и прицельными выстрелами выбивая обороняющихся. Противотанковой артиллерии не осталось, самоходки и танки подошли вплотную к реке и выбивали нас. За час до темноты я понял, что у позиций на броде, как бы комиссар ни перекидывал сюда подкрепление из других батальонов, остался всего десяток бойцов, раненых, контуженых, с трудом поднимающих себя в рукопашную.
Выжил я за счёт Исцеления. Заживлял наспех ранения, убирал контузию и в рваной форме, с многочисленными шрамами от осколков и пуль, снова и снова вёл оставшихся в бой. Исцеление качалось сумасшедшими темпами. Держался я за счёт большого количества гранат, и если сначала отбивался оборонительными, то потом, видя большую результативность противотанковых (её кинул – и можно забыть о группе немецкой пехоты), перешёл на них. Артиллерия немцев к тому времени перестала бить, всё же они уже находились на наших позициях.
За этот бой я набил около четырёх сотен немцев, спасибо гранатам и пулемётам. Последние я часто менял, используя ДП и МГ, а также пистолеты-пулемёты, которые в окопах были предпочтительнее. Часто поднимал големов, если из наших свидетелей рядом не было, и убирал, если появлялись. Големы очень хорошо гранаты кидали. Те четыреста уничтоженных немцев честно на мне, а на големов можно смело побольше полутора тысяч записать.
В общем, думал я, всё, выбили нас. Час до заката, немцы вон перегруппировываются, сейчас навалятся, и всё. А тут вдруг к нам пришла помощь – свежая дивизия атаковала с ходу. На берегу конные упряжки немцев спешно разворачивали орудия, немецкие танки, пятясь назад, вели огонь, выбивая пушки и артиллеристов, но вновь прибывающие части уже вступали в бой. Вновь заполыхали чадящие костры из бронетехники. Стрелки лавиной пронеслись по нашим позициям, добивая уцелевших немцев, взяли брод и захватили берег с другой стороны, открыв огонь по уже бегущему противнику.
Дивизия оказалась из армии Конева. Это был её первый бой.
Я едва успел деактивировать големов, которые вместе со мной пехотными лопатками добивали целый взвод немцев, рубя их. Когда я, грязный и окровавленный, поднялся с пехотной лопаткой в руке в окружении порубленных немцев, меня с перепугу чуть на штыки не подняли, но, к счастью, признали за своего.
Когда окончательно стемнело, подвели неутешительные итоги. Полка больше не было. Мы начинали оборудование позиций в количестве полутора тысяч личного состава, а сейчас со мной осталось тридцать два бойца и командира, комиссар даже тыловиков бросил в бой. Нас собрали в роще, оказывали помощь, все были ранены. Комиссар погиб, обороняя последний оставшийся станковый пулемёт: его гранатами закидали. Честно сказать, я впервые вёл бой в окопе на передовой, ранее не доводилось, но даже старики, не раз бывавшие в боях и отбивавшие атаки, признавались, что такого ожесточённого и смертельного боя ещё никогда не видели.
Немцы бросили на нас танковый полк и две пехотные дивизии; одна, если брать по личному составу, тут и полегла, другая была потрёпана. Сейчас их миномёты били по позициям свежей советской дивизии, окапывавшейся на броде и убиравшей трупы немцев. Похоже, отдавать его немцы не собирались. Дальность Взора у меня уже два километра, немецких миномётчиков я видел, они укрывались в овраге в полутора километрах от брода.
Я отбежал в сторону, достал два полковых миномёта, и поднятые големы, открыв прицельный огонь, уничтожили миномётчиков. Убрав всё, я вернулся к своим. А за нами уже пришли машины, нас отправляли в тыл, к штабу нашей дивизии, от которой тоже остались рожки да ножки. В общем, мы отбывали на переформирование. Я подслушал командиров и узнал, что у нас только один сержант остался, остальные все или в госпиталь отправлены, или лежат в одной из пяти братских могил в тылу нашего полка. Уснул я прямо в кузове, вместе с остальными, прижимая к себе ручной пулемёт; винтовку я давно потерял, её разбило осколком.
Машины часто останавливались, парни, включая меня, бегали до ветру. Я уже давно потерялся, куда мы едем. Наконец мы добрались до крупного города, и это оказался Смоленск. Было утро. Нас заселили в казармы, и после завтрака нами плотно занялись врачи. Я к тому времени уже залечил все свои ранения, оставив только многочисленные ссадины, в том числе и на лице, да у нас тут все так выглядели. Подслушав разговоры, я выяснил, что мы ждём остатки нашей дивизии, после этого нас погрузят в эшелон и отправят под Москву, где наша дивизия будет пополняться до полного штата. И надо сказать, эта новость меня изрядно порадовала.