Повелитель Мории

— Мория есть гномье царство, — сказал Оин, войдя в комнату Балина час назад. Тот уже собирался спать и поэтому не был расположен к разговорам.

— Конечно, — отозвался Балин как можно дружелюбней. Оин водрузил на стол ведерную бадью с пивом и продолжил:

— У меня разговор.

— Конечно, — повторил Балин и устало сел за стол, пододвинув к себе кружку.

Они долго сидели, рассматривая друг друга.

— Ты здорово поседел, — сказал вдруг Оин. Балин чуть не выругался. Ему казалось, что разговор в столь позднее время пойдет не о его седине.

— Раньше в Мории жила Унголианта, — продолжил Оин, и Балин закрыл рот. — Ее потомки до сих пор живут на дне Темной Бездны. Я видел их, — рассказывал Оин, и Балин, мгновенно стряхнув сонливость, слушал, стараясь не пропустить ни слова. — Владыки стихий победили ее и преследовали, а она спаслась от погони в горах, прошла сквозь камень, отгородив себя от внешнего мира ловушками и магией. Внешний лабиринт Мории — не творение гномов. Все это её дело. — Оин повел рукой, указывая на стены, на пол, на потолок. — Тысячи лет она заполняла здесь каждый закуток. Она сделала камни такими твердыми, что только молот Дарина может пробить Ворота в Морию.

— Но как же… — ошеломленно пробормотал Балин.

— Наши предки? — усмехнулся Оин. — Они были великими гномами. Они пришли сюда столетия назад, когда зло, не имея возможности кормить себя, истончалось и уходило все глубже. Она спускалась все дальше, к самим костям земли. Я думаю, что все богатства Мории есть только то, что осталось от Унголианты. Там, где она протекла сквозь камень, остался мифрил, ненасытное ее брюхо отдало нам золото и железо, которое она поглощала тысячелетиями. Зловонная отрыжка стала горючей смолой, дыхание — горным газом, горячие источники бьют там, где распались в ничто ее артерии. А сколько драгоценных камней поглотила она в безудержном голоде? Уйдя из мира, она осталась все так же голодна, но вокруг были лишь камни, и вскоре ей ничего не осталось, как жрать самое себя. Мы лишь подбираем ее останки. Те, кто пришел сюда сотни лет назад, поначалу, наверное, даже не догадывались о силе, которая противостоит им. — Оин налил себе третью кружку пива. И вот тогда Балин прошептал:

— Какими же силами владели наши предки?

Улыбка тронула губы Оина, и он продолжал:

— А может быть, и догадывались. Может быть, Дарий именно поэтому привел сюда свой народ. И он не сражался со злом, но смог его победить…

— Но ведь мы проиграли! — воскликнул Балин.

— Вот уж нет! — с такой же горячностью закричал в ответ Оин. — Я с радостью, вопреки твоему приказу, говорю это слово — «нет». Потому что мы выиграли! Да, пусть говорят что угодно, но та битва осталась за нами. А сил она отняла столько, что в последней схватке не уцелел никто.

— О чем ты говоришь? — Глаза Балина сверкали. — И почему говоришь так поздно, когда мы уже здесь и нас окружают стены, пропитанные древним злом?

— Злом? Что ты знаешь о зле, друг мой?

— Зло погубит нас!

— В стенах нет зла!

Друзья замерли, глядя друг на друга.

— Почему ты так считаешь? — чуть спокойней спросил Балин.

— Но это же глупость — считать, что зло существует. Посмотри вокруг себя.

Балин невольно окинул взглядом голые стены. Перехватив его взгляд, Оин продолжал:

— Если бы я был мастером кисти, я раскрасил бы эту комнату всеми цветами радуги, создал настроение и передал мысли, владеющие истинным художником. Но что бы сделало твое зло? Стерло мой рисунок? Но стена-то останется — не злая и не добрая, просто серая стена. Понимаешь?

Балин поднял взгляд на Оина. В какое-то мгновение государь Мории почувствовал, что истина витает где-то рядом, еще недоступная, но уже почти осязаемая.

— Зло может разрушить стену…

— …останутся камни…

— Оно сотрет камни в порошок и ничего не останется…

— …даже этого самого «зла». Но стоит в пустоте появиться хоть одному ростку, как добро победит… потому что зла уже не будет… да и не было его никогда, — уже рассмеялся Оин. — Наши предки наполнили эти залы своим искусством. Посмотри, выйди за дверь, здесь же работа тысяч мастеров! Древние фрески, колонны и мосты, барельефы и потолки — здесь все заполнено любовью и трудом. Я слышал в тишине нижних горизонтов песню молотов. Отдыхая среди гробниц, я чувствовал, как бьются сердца древних мастеров. Я смеялся в ответ детскому смеху в темноте переходов. Унголианта отступала, наш народ заполнял собой ее бесцветье, превращая ничто и серость в красоту.

Балин вздрогнул. Ведь он тоже слышал детский смех и работу молотов во тьме бездны…