Повелитель мух

— Ну, хорошо. Кто хочет лезть на вершину сейчас?

Ответом ему было общее молчание.

Ральф снова повернулся к Джеку.

— Ну, ты видишь?

— Я полезу на вершину. — Слова Джека прозвучали зло, как проклятие. Он смотрел на Ральфа, весь напрягшись и держа пику так, словно угрожал ею. — Я пойду искать зверя… сейчас. — Затем, как отточенное жало, слово — небрежное и горькое: — Пойдем?

Остальные мальчики вдруг забыли, что им нужно немедленно возвращаться, и, решая, кому отдать предпочтение, следили в темноте за этой новой схваткой двух воль. Слово было таким емким, таким горьким и таким язвительным, что не нуждалось в повторении. Оно застало Ральфа врасплох, когда он уже вздохнул облегченно и настроился на возвращение к хижинам, к спокойным, приветливым водам лагуны.

— Пойдем.

Изумленный, он услышал свой голос, такой ровный и невозмутимый, что свел на нет язвительную насмешку Джека.

Джек сделал шаг.

— Тогда… пошли.

Под пристальными взглядами молчавших мальчиков они бок о бок начали подъем.

Ральф вдруг остановился.

— Какая глупость! Что толку идти вдвоем? Ведь если там кто есть, двоих же все равно мало…

Из темноты донесся топот удиравших охотников. Неожиданно одна черная фигура оторвалась от остальных и двинулась в сторону Ральфа и Джека.

— Роджер?

— Да.

— Тогда, значит, нас трое.

И они снова начали карабкаться вверх по склону. Темнота затопляла все вокруг, как океанский прилив. Джек, не проронивший ни слова, вдруг поперхнулся, раскашлялся, а налетевший порыв ветра заставил всех троих яростно отплевываться.

— Зола. Мы на краю горелого леса.

Облачка пыли, взбитые их ногами, на ветру кружились маленькими бесенятами. Мальчики остановились, и у Ральфа, пока он откашливался, было время опять подумать о том, какого они сваляли дурака. Если зверя нет — а его почти наверняка нет, — тогда еще хорошо, но если их кто-то ждет на вершине… что толку от них троих, да еще в темноте, вооруженных всего лишь жалкими палочками?

— Дураки мы, дураки.

Из темноты раздался ответ:

— Сдрейфил?

Ральф раздраженно отряхивался. И все из-за Джека.

— А ты думал! И все равно мы дураки.

— Если ты не хочешь идти дальше, — саркастически сказал голос, — я пойду один.

— Ах так? Иди! А мы тебя здесь подождем.

Стало тихо.

— Ну что ж ты? Страшно?

Смутное пятно в темноте, пятно, которое было Джеком, отодвинулось и начало удаляться.

— Ладно. Ну пока.

Пятно растворилось. На его месте появилось другое.

Ральф почувствовал вдруг под коленом что-то твердое и качнул ногой это нечто, оказавшееся колким обугленным стволом. Острые древесные угольки, которые когда-то были корой, царапнули ему ногу, и он догадался, что Роджер сел на бревно.

Высоко над ними послышался шум: рискуя разбиться, кто-то гигантскими прыжками несся вниз по склону, усыпанному камнями и пеплом. Наконец Джек нашел их и заговорил таким дрожащим и хриплым шепотом, что они едва узнали его голос:

— На вершине кто-то есть. Я видел.

Они услышали, как он, споткнувшись, рухнул на землю, и ствол под ними яростно дернулся. Какое-то мгновение Джек лежал молча, затем пробормотал:

— Ничего не видите? Может, он крадется за мной…

Их обдало золой. Джек сел.

— Он сидел на вершине и раздувался.

— Тебе, наверное, просто показалось, — дрожа, сказал Ральф. — Ну что может раздуваться? Таких зверей нет.

Раздался голос Роджера, и они даже подскочили от неожиданности.

— Лягушка.

Джек прыснул, но при этом весь передернулся.

— Ничего себе лягушечка. Как-то хлопает, что ли? И потом раздувается.

Не веря своим ушам, Ральф услышал собственный голос, спокойный и чуть вызывающий:

— Пойдем поглядим.

Ральф почувствовал впервые за все время их знакомства, что Джек колеблется.

— Сейчас?..

Голос Ральфа, казалось, ответил вместо него самого:

— А то когда же?

Он поднялся со ствола и пошел по скрипучей золе в темноту, Роджер и Джек двинулись за ним.

Теперь, когда он молчал, ему казалось, что он слышит внутренний голос здравого смысла и еще другие голоса. Голос Хрюшки говорил, что это ребячество. Другой голос убеждал его не быть дураком, а кромешная тьма и безумие их затеи создавали у него тревожное ощущение обреченности, как в кресле у зубного врача.

У последнего подъема Джек с Роджером подтянулись ближе, превратившись из каких-то чернильных пятен в различимые фигуры. С общего молчаливого согласия они остановились и припали к земле. У них за спиной, на горизонте, чуть посветлел краешек неба — там, где вот-вот должна была взойти луна. В лесу снова зарычал ветер, и на них прибило лохмотья.

Ральф шевельнулся.

— Пошли.

Они поползли, Роджер чуть отставал. Джек и Ральф вместе завернули за угол квадратного плеча горы. Под ними, далеко внизу, мерцала полоска лагуны, с дальней стороны окаймленная расплывчатой белизной рифа. Роджер догнал их.

— Ползем на четвереньках, — прошептал Джек. — Может, он спит, и тогда…

Роджер и Ральф поползли дальше, а Джек, несмотря на свои храбрые слова, оказался теперь последним. Они вползли на квадратную площадку вершины, ощущая коленями и ладонями твердую шероховатость камня.

Что это за зверь, который раздувается…