Повелитель мух

— Мы отправляемся на гору. Поднялся шум. Одни хотели вернуться на пляж. Другие хотели остаться и сбрасывать камни.

— Джек, зверь может быть на той стороне. Поведешь ты. Ты там уже был.

— Можно идти вдоль берега. Там много плодов.

К Ральфу подошел Бил.

— Ну почему нам не побыть здесь? Хоть немного, а?

— Сделаем крепость…

— Здесь нечего есть, — сказал Ральф, — и нет хижин. Да и воды мало.

— Классная крепость была бы…

— Можно сбрасывать камни…

— Я сказал: мы пойдем! — яростно закричал Ральф. — Мы должны все узнать наверняка. Идем сейчас же.

Ральф ободрал кожу на костяшках пальцев. Но боли он не чувствовал.

— Я вождь. Мы должны узнать наверняка. Посмотрите туда, на гору. Вы разве не видите, что там нет сигнала? А если появится корабль? Вы что, спятили?

Джек повел всех вниз и дальше, через перешеек.

ГЛАВА 7. ТЕНИ И ВЫСОКИЕ ДЕРЕВЬЯ

Кабаньятропа жалась к скалам, которые на другой стороне острова громоздились вдоль самой воды, и Ральф был доволен, что идет не первым. Если бы заткнуть уши, чтобы не слышать, как вода то отсасывается, то закипает, возвращаясь, и если бы забыть о том, какие мрачные и дикие заросли папоротника обступают тропу с обеих сторон, то тогда, пожалуй, можно было бы выкинуть зверя из головы и немного помечтать. Солнце уже прошло зенит, и на остров надвигалась полуденная жара. Ральф по цепочке передал распоряжение Джеку, и, когда они снова оказались среди плодовых деревьев, весь отряд остановился, чтобы подкрепиться.

Только усевшись, Ральф впервые за весь день почувствовал, какая была жара. Он с отвращением сдернул ссебя рубашку и подумал, что ее можно было бы и выстирать. В жару, необычную даже для этого острова, Ральф сидел и обдумывал свой туалет. Достать бы ножницы и подстричь волосы — он откинул назад космы — эти мерзкие волосы, чтобы осталось всего полдюйма. Принять бы ванну, намылиться всласть. Он провел языком по зубам и решил, что зубная щетка пришлась бы тоже кстати. Потом вот еще эти ногти…

Ральф перевернул ладонь и стал их разглядывать. Ногти были обкусаны до мяса, хотя он сам не заметил, когда к нему вернулась эта старая привычка.

— Скоро и палец сосать буду…

Он украдкой оглянулся. Кажется, никто не услышал. Охотники сидели с набитыми ртами, пытаясь убедить себя, что эта легкая еда — бананы и какие-то оливково-серые плоды с желеобразной мякотью — доставляет им одно удовольствие.

У него упало сердце, когда он вдруг осознал, что опустился и не пытается что-либо изменить. Он вздохнул и оттолкнул ветвь, с которой срывал плоды. А охотники уже разбредались среди зарослей и скал, что-то выискивая и высматривая. Он отвернулся и принялся разглядывать море.

Отсюда, с этой стороны острова, открывался совсем другой вид. Слюдяные фантазии миражей не выносили холода океанской воды, и горизонт был четким и ярко-синим. Ральф спустился к прибрежным скалам. Здесь, внизу, почти на одном уровне с морем, ничто не мешало следить за безостановочным шествием колышущихся волн бездонного океана. Шириной в десятки миль, они, по-видимому, не встречали на своем пути ни рифов, ни отмелей. Волны прокатывались вдоль острова так, словно их послали по делу и им было некогда отвлекаться; и все же казалось, что это было не движение вперед, а исполненное особого смысла вздымание и опадание всего океана. Вот море отсасывается вниз, образуя на пути отступления каскады и водопады, обнажая скалы, приклеивая к ним, точно волосы, прилизанные, лоснящиеся водоросли; затем, чуть помедлив и собравшись с духом, вода вздымается, неудержимо заглатывая выдвинутые в море скалы, взбирается на прибрежный утес и напоследок выбрасывает вперед прибой, как руку, и ее пенные пальцы растопыриваются в двух шагах отРальфа.

Ральф стоял и смотрел, как вздымались и опадали бесконечной чередой океанские волны, и отрешенность стихии постепенно заворожила его. Но потом сама беспредельность океана дала новый ход его мыслям. Это была бездна, которая отрезала его от всего мира. На другой стороне острова, днем завешанной миражами и прикрытой щитом спокойных вод лагуны, еще можно было предаваться мечтам о спасении; но здесь, перед лицом жестокой тупости океана, широкого и безбрежного, как не прийти в уныние, не почувствовать себя беспомощным, обреченным и…

Над ухом у него раздался голос Саймона, и Ральф, очнувшись, почувствовал, что до боли впился пальцами в скалу, что его тело изогнулось дугой, шея словно окаменела, а рот напряженно открыт.

— Ты вернешься туда, где ты жил.

Ральф недоуменно посмотрел Саймону в лицо.

— Такой большой… я про океан…

Саймон снова кивнул.

— Все равно. Ты непременно вернешься. Ну, мне так кажется.

Ральф чувствовал, как с него сходит напряжение. Он глянул на море и горько улыбнулся Саймону.

— У тебя корабль в кармане, да?

Улыбаясь, Саймон покачал головой.

— Тогда откуда ты это знаешь? — Саймон все еще молчал, и Ральф коротко сказал ему: — Чокнутый.

— Нет, не чокнутый. Просто мне кажется, что ты вернешься.

Они оба помолчали. Затем неожиданно улыбнулись друг другу.

Из зарослей послышался голос Роджера:

— Идите все сюда!