Повелитель мух

На пляже, в алмазном облаке марева, замельтешило что-то черное. Ральф первый заметил это и стал всматриваться, пока его пристальный взгляд не заставил и всех остальных повернуть головы в ту же сторону. Когда существо вышагнуло из марева, то оказалось, что чернота была не столько тенью, сколько одеждой. По пляжу более или менее в ногу, двумя шеренгами маршировала целая партия эксцентрично одетых мальчиков. Шорты, рубашки и прочее одеяние они несли в руках, но на каждом была черная шапочка с серебряным значком. От подбородка до колен тела ребят были скрыты под черными плащами с оборками вокруг шеи и длинным серебряным крестом слева на груди. Тропическая жара, катастрофа, поиски пищи да еще нелепый марш — все это так подействовало на ребят, что их потные лица стали походить на свежевымытые сливы. Мальчик, руководивший ребятами, был одет так же, но значок на его шапочке блестел позолотой. Когда его отряд подошел к платформе ярдов на десять, он выкрикнул команду, и они стали смирно, хватая ртами воздух, обливаясь потом и пошатываясь. Сам он вышел вперед, лихо, так что его плащ взвился, вскочил на платформу и уставился в сплошную после яркого света темноту.

— Где человек с трубой? Ральф сообразил, что тот еще ничего не видит, и ответил:

— Нет никакого человека с трубой. Трубил я.

Мальчик подошел, впился глазами в Ральфа, и чем больше он приглядывался, тем сильнее хмурилось его лицо. То, что он сумел разглядеть, его, по-видимому, не удовлетворило. Он круто повернулся, и черный плащ поплыл по воздуху.

— Значит, тогда и корабля нет?

Пока плащ описывал дугу, было видно, что мальчик долговязый и костлявый; из-под черной шапочки выглядывали рыжие волосы. Лицо, веснушчатое и сморщенное, казалось гадким, но неглупым. С этого лица пристально смотрели голубые глаза, еще растерянные, но они уже вспыхивали или были готовы вот-вот вспыхнуть гневом.

— И взрослых нет?

— Нет, — Ральф говорил ему в спину. — У нас собрание. Давайте присоединяйтесь к нам.

Первая шеренга рассыпалась.

— Хор! — закричал долговязый. — Смирно!

— Мерридью… ну пожалуйста, Мерридью… можно мы, а?

Один из мальчиков рухнул лицом в песок, и строй смешался. Мальчика подняли, втащили на платформу и положили. Глаза у Мерридью вытаращились, но он как ни в чем не бывало сказал:

— Ладно уж, садитесь. А его не трогайте.

— Как же так, Мерридью?

— Вечно с ним обмороки, — сказал Мерридью. — И в Гибралтаре падал, и в Аддис-Абебе, и на заутренях — прямо на регента.

Его шутка вызвала смех у хористов, которые, как черные птицы, расселись на стволах, лежащих крест-накрест, и с интересом разглядывали Ральфа. Хрюшка не спрашивал, как их зовут. Он был подавлен видом формы и бесцеремонной властностью в голосе Мерридью. Он незаметно оказался по другую сторону от Ральфа — подальше от Мерридью — и занялся очками.

Мерридью повернулся к Ральфу.

— Неужели нет ни одного взрослого?

Мерридью сел на ствол и обвел глазами ребят.

— Тогда придется самим о себе позаботиться.

Чувствуя себя под защитой Ральфа, Хрюшка заговорил:

— Ральф для этого и собрал всех. Чтобы решить, что делать. Мы уже знаем, кого как зовут. Это Джонни. Те двое — они близнецы — Сэм и Эрик. Ты Эрик, да? Нет, ты Сэм?

— Я Сэм…

— А Эрик — я.

— Пожалуй, нужно знать всех, — сказал Ральф. — Так вот, я — Ральф.

— Мы уже знаем имена почти всех ребят, — сказал Хрюшка.

— Детские имена, — фыркнул Мерридью. — Какой я вам Джек. Я — Мерридью.

Ральф быстро обернулся. Это был голос человека, у которого своя голова на плечах.

— Вот, — продолжал Хрюшка. — Этого зовут… забыл…

— Слишком ты много болтаешь, — сказал Мерридью. — Заткнись, Жирняга!

Раздался смел.

— Он не Жирняга! — крикнул Ральф. — Он Хрюшка!

— Хрюшка?! Хрюшка!!. Ой, не могу, Хрюшка!

Поднялась буря хохота, смеялись даже самые маленькие. На мгновение замкнулась цепь взаимопонимания, и лишь один Хрюшка остался в стороне; он покраснел как рак, нагнул голову и стал опять протирать очки.

Наконец хохот умолк, и возобновилась перекличка. Морис — среди хористов второй по росту после Джека, но широкоплечий и все время ухмылявшийся. Потом — хрупкий, никому не известный мальчик с вороватым взглядом, внутренне напряженный от своей обособленности и скрытности. Он пробормотал, что его зовут Роджер, и снова замолчал. И еще Бил, Роберт, Гарольд и Генри; хорист, до этого лежавший в обмороке, сел, привалившись спиной к стволу пальмы, улыбнулся Ральфу бескровными губами и сказал, что его зовут Саймон.

— Теперь, — проговорил Джек, — нужно решить, как нам спастись.

Загудели голоса. Один из малышей заявил, что он хочет домой.

— Заткнись, — рассеянно сказал Ральф. Он поднял раковину. — Мне кажется, нужно выбрать вождя, который будет решать, что и как.

— Вождя! Выбрать вождя!

— Вождем должен быть я, — легко и самоуверенно сказал Джек, — потому что я пою на клиросе и еще я староста хора. Я могу взять си-диез.

Снова гул голосов.

— Ну, а тогда… — продолжал Джек, — тогда… тогда…

Он колебался. Роджер — тот самый мальчик с вороватым взглядом — заерзал, потеряв терпение, и сказал:

— Вождя нужно выбрать!