Он еще что-то бормотал под нос, и Гулов уже начал терять терпение, когда, наконец, врач оторвался от книги и спросил:
- Так что вас, конкретно, интересует?
- Кто она, что с ней было?
- Шок. Очень сильный шок. Видимо, ее что-то сильно напугало. Она не соображала, где находится, не реагировала на вопросы...
- Что было потом?
- Потом ее, слава богу, привели в чувство. Утром отправили домой. Что вы, а меня так
не известно? Гулов сделал над собой усилие и задал следующий вопрос:
- Она что-нибудь говорила о том, что ее испугало?
- Насколько я помню, нет. Впрочем, у меня не было времени с ней долго беседовать.
- Она была пьяная?
- Абсолютно трезвая.
- Наркотики?
- Едва ли... Думаю, нет.
- Сколько ей лет?
- По ее словам, шестьдесят один. Паспорт мы у нее не спрашивали, как вы понимаете.
- Понимаю. Как вы думаете, что могло ее так напугать? Врач задумался.
- Что конкретно, я вам сказать не могу, конечно. Она рассказать не пожелала, а мы не проявляли настойчивости, так как в подобных случаях назойливыми расспросами можно спровоцировать повторный приступ. Могу только предположить. Что-то действительно очень страшное. Не мальчишка с криком выпрыгнул из-за угла, не с крыши кирпич упал... Что-то действительно ужасное. Ну, не знаю - ведьмы какие-нибудь, вурдалаки, понимаете?
- А если попытаться без вурдалаков? Врач с интересом посмотрел на Гулова.
- Вам, молодой человек, никогда не приходилось переживать так называемый леденящий ужас, когда волосы дыбом встают, и все такое прочее?
- Кет, - сказал Гулов.
- А у меня, было... - задумчиво произнес врач. - Я в детстве утонул. Не тонул, а утонул, самым натуральным образом. Меня, слава богу, откачали, но с тех пор ни к реке, ни к озеру, даже к пруду маленькому подойти не могу. На поезде по мосту едем - я всегда в купе забиваюсь, такая вот история. До сих пор я очень хорошо помню тот дикий ужас, когда я опускался на дно и угасающим сознанием понимал, что это - все, конец... Полагаю, нечто подобное было и у нее.
- Что ж, - сказал Гулов, - попробуем выяснить. Адрес ее у вас есть?
- Остался, если только не наврала... Сейчас... Вот: Фокина Анна Ивановна, Лобачевского, семь. Но имейте в виду: скорее всего беседовать с вами о тех событиях она не пожелает.
В доме номер семь по улице Лобачевского Анна Ивановна Фокина занимала крохотную комнатушку и еще более крохотную веранду, служившую также и кухней. Но именовалось это - "полдома".
Анну Ивановну он застал за штопкой какой-то разноцветной вещицы, назначение которой определить было невозможно, но ветхость не вызывала сомнений.
- Я из больницы, - схитрил Гулов. - Вы у нас лежали в прошлом месяце, помните?
- Ну, помню, - не сразу ответила Фокина. - И чего?
- У нас такой порядок, - продолжал врать Гулов, - что через три недели после выписки мы проверяем, как себя больной чувствует...
- Не слыхала о такой заботе, - проворчала Фокина. - Чего чувствую? Хорошо чувствую. Голова иногда болит. А так хорошо.
Гулов внимательно разглядывал ее. Он уже сталкивался с этой несчастной категорией стариков, живущих на мизерную пенсию.
- Мне надо измерить вам пульс, - сказал он решительно, уповая на то, что Фокиной делали это не слишком часто, и она не сумеет отличить в нем непрофессионала. Анна Ивановна нахмурилась, поджала губы, но штопку послушно отложила и протянула руку.
Гулов подержал ее за запястье, не отрывая взгляда от часов. Кивнул:
- Так, все нормально. Теперь глаза покажите...
Фокина покорно подняла глаза к потолку. Гулов оттянул ей пальцами нижние веки, подержал так секунды три.
- Давление тоже будете? - спросила Фокина.
- Нет необходимости, - важно ответил Гулов. - Все нормально.
Он присел к закрытому клеенкой столу, извлек из бокового кармана блокнот и приготовил ручку.
- Как спите? Что снится? Кошмары не мучают?
- Сплю известно как, - сказала Фокина, - как все старики спят. А чего это вы спрашиваете?
Гулов начал торопливо писать, и ответил, не поднимая глаз от бумаги: - Как же, после такого шока, как у вас, часто случается потеря сна, аппетита, человека преследуют кошмары...
- Какой шок? - резко переспросила Фокина. - Вы это про что?
- Ну как же, Анна Ивановна, — с удивлением посмотрел на нее Гулов. — Вы восемнадцатого были в шоковом состоянии, вас кто-то очень сильно испугал, видимо...
- Никто меня не пугал!
Это был крик, который заставил Гулова вздрогнуть. Анна Ивановна задышала тяжело, подалась вперед и даже чуть привстала с дивана.
- Никто! Не пугал! Не видала я ничего! И вы... это... Гулов, опрокидывая стул, вскочил, наклонился к Фокиной.
- Анна Ивановна! Не вол, Ах, черт! Вам нельзя!
Он оглянулся в поисках воды. Взгляд его упал на ряд пустых трехлитровых банок на подоконнике с белесыми, высохшими потеками на стенках. В одной из них еще было воды пальца на два. Гулов плеснул воду в чашку, стоявшую рядом, подал Фокиной... Но та уже, похоже, отдышалась.
- Ну, что вы так, Анна Ивановна, - с искренним облегчением сказал Гулов. - Что вы так из-за пустяка...
Со двора вдруг донеслось: