Повелитель снежный

Словно пред собою вижу лицо, что в воде почти прозрачное и если бы день был, то и не заметила бы, а в ночи темной и свете луны, что сверху светит глазами Повелителя моего снежного, теперь вижу очертания лица красивого, и глаза синие, словно океан бушующий, с ресницами, что золотом отдают, и очертания носа прямого и губ красивых, и даже копну волос, что в воде вьются плавно и медленно, словно вместе с водой вздыхают и отдают бирюзой и золотом.

Так вот какой ты, брат младший Повелителя моего снежного, Дунай, царь воды живой и океанов.

Рассматривает он меня с интересом, руками своими держа осторожно, и словно укачивает в колыбели, а я улыбалась ему, всей душой благодарная за то, что оживил он меня, не дав сгинуть на жаре, что даже ночью тело мое терзало.

- Спасибо тебе, Дунаюшка, - прошептала в воде пузырьками, что на поверхность плавно полетели вместе с дыханием моим, а он улыбается и головой кивает, когда снова голос его в голове своей услышала:

- Приходи, Дарина, и не бойся ничего. Ни в одном мире никто не обидит тебя больше. Скоро брат мой очнется, и вместе вы будете. Недолго уже осталось.

Я бы и обняла его, если бы могла, когда дыхание стало заканчиваться и руки меня на поверхность подняли аккуратно, на берегу посадив, а в толще воды темной блеснули чешуйки золотые, которые в глубине спрятались.

Лучше мне стало, словно родилась я заново, слыша, что скоро Повелитель мой силу свою соберет и очнется, тогда и лето страшным быть перестанет, как только голос его услышу, пусть даже далекий и глухой, когда на другой стороне мира был он, под камнем, что во снах своих я видела, и все бежала к нему по земле обжигающей, чтобы обнять и от жара убивающего спрятаться, зная, что никто меня тронуть не посмеет, когда рядом он.

С того дня так и ходила я ночами украдкой к Дунаю, чтобы в водах холодных силу свою найти, разговаривая с братом Повелителя своего в те короткие минуты, что в воде находиться могла, задержав дыхание. Полюбила я его за то, что любимого моего только он касаться мог, мне подобно, и что весточки от него приносил, душу мою успокаивая, надежду вселяя на то, что все хорошо у нас будет.

К сентябрю, когда на убыль солнце пошло и стал голос Повелителя моего слышаться, я твердо на ногах стояла уже, радостная и дрожащая в предвкушении встречи скорой…одно только меня пугало и болью в сердце кололо – чем сильнее и веселее я становилась, тем больше бабушка моя любимая сникала, словно силы все свои теряла, и вот уже с постели почти не поднималась, от еды и воды отказываясь, и лишь глядя на меня глазами печальными, словно прощалась.

Как оставить ее смогу?

Как уйду вслед за Повелителем, когда сердце мое кровью обливалось при виде слезинок тихих, что на ресницах белых дрожали?

Не могла сказать ей, а сама про себя думала, что как только очнется Повелитель мой, уж он то придумает, как нам быть, чтобы бабушку с собою взять можно было. Думала, что не откажет он мне в просьбе моей единственной, и знала, что бабушка полюбит его сердцем всем, как только увидит, ибо злом он не был, как в сказках она мне рассказывала.

Лишь когда урожай с полей собрали, и земля вздохнула облегченно, к приходу зимы готовясь, смогла я и днем из дома выходить, внимания не обращая, что стали все креститься при моем появлении, да еще сильнее шептаться о том, что выжила я, да еще белее стала, покуда глаза мои ярче горели теперь.

Дело мне не было до разговоров этих. Не заботили меня люди глупые, когда я Повелителя своего ждала и свадьбы нашей скорой, уходя на дальнее озеро за рыбой, в чем теперь мне Дунай помогал незримо, одаривая уловами и указывая на грибы и ягоды в лесу поздние.

Сдружились мы с ним, словно душами приросли друг к другу, заботой о Повелителе нашем.

Как только приходила к озеру я, улыбаясь, гладила ладонями воду зеркальную, и видела, как в толще ее неясной золотые чешуйки бликами светятся, тут же Дунай приходил, никогда вида своего вне воды не показывая, но даже на земле мне помогая.

Так в один из дней рыбу собирала я, прямо из воды доставая и в корзину складывая, когда услышала, как в лесу ветки трещат, и голос надрывный зовет меня:

- Дарина! Даринаа!!

Не должны были меня у озера дальнего видеть, поэтому бросила корзину свою в камышах я, чтобы потом за ней вернуться, поспешив скорее в лес, а там кузнец с глазами перепуганными и волосами взъерошенными, что сразу сердце мое дрогнуло, понимая, что случилось худое что-то, иначе стал бы он меня в лесу-то искать, да звать?

Кинулась к нему скорее в глаза его заглядывая и услышать боясь, когда он за руку меня схватил за собой к деревне увлекая:

- Бабушка твоя! Плохо ей совсем! Задыхается, умирает!

Словно сердце мое на куски окровавленные разорвалось, отчего дышать не могу, рыдать не могу, стою на месте, словно корни в землю пустила, а он все тянет за собой, рукой в даль показывая:

- Скорее! Успеть тебе надо! Конь там мой, поехали! Сама можешь не успеть добежать то!