Повелитель снов

– Как музыка, любовь и покаяние.

Глава 73

– Любовь и покаяние оставим на потом, а вот о музыке… – сказал Бобров.

Гнатюк вскинулся разом:

– При чем тут музыка?

– Порой она делает мир прозрачным, как осенний день… И таким же призрачным. С каким расстаться – легче легкого, – грустно сказал я.

– Свои поэтические сентенции, Дрон, можешь оставить для доктора Розенкранца – он большой любитель пофилософствовать умно, непонятно, но непременно – красиво. Давайте от красивостей к делу.

– Слушай, Гнатюк, я тебя не звал! – вспылил Бобров.

– Это я тебя не звал, генерал Бобров! Ни тебя, ни твоих людей с «пушками», что сейчас в омоновском автобусе отдыхают! Понимаю, отмажутся: пистолетики на бережку накопали, хотели сдать, да отделение милиции не нашли… Заплутали. А паспортины, поди, дипломатные… Так вот, генерал: или мы разговариваем по существу, или ты со своими людьми отлетишь отсюда белым лебедем, и не в двадцать четыре, в четыре часа! Как persona non grata!

– Существо дела я тебе изложил.

– А хочешь, я изложу?

– Валяй.

– Сначала умирают «естественной» смертью двенадцать российских криминальных авторитетов. Потом – ичкерийские борцы за независимость вены себе вскрывают. Потом несколько бандитов рангом пожиже в море топятся ясным днем – вместе с машиной. Помощник мой следственную бригаду СГБ отряжает, матерьялец собирает и – что… На совещании на конспиративной квартире – все застрелены. И самое противное – подумали бы мы, что злой киллер их порешил, так нет – запись велась, правда пассивная, потому не сумели предотвратить: массовое самоубийство! Людей служилых и уравновешенных!

– Когда это служилые были особенно уравновешенными?

– Не суди по себе, Дрон! И наконец, ваш сенатор, специалист по особым технологиям, приезжает в Бактрию и – помирает.

И тут же в Бактрию косяком – Дэвид Дэниэлс, австралийский нигериец, Олег Дронов, вольный журналист, арабский турист Муса Ганеш, он же Мустафа Азалиф, что сидел тише воды мирным урюком, объявляется в тихом переулке и начинает палить со всей дури в постороннего прохожего Дронова… И, что любопытно, не попадает! А его ведь израильтяне обыскались уже! Очень известный в узких кругах «человек действия», уникум… И после всего ты скажешь – «любимый город может спать спокойно»?..

– Что ж ты этого «уникума» МОССАДу не слил, раз беспокоишься?

– Политика. Не моего уровня решение. Азалиф тут «типа чисто гуманитарный» фонд возглавлял. Зато теперь мы друзьям-евреям труп с радостью представим. Им так даже приятнее. Что скажешь, Дронов?

– «И если видел труп врага еще при этой жизни – другой тебе дарован будет верный зоркий глаз…» – напел я.

– И это все?

– Отчего же все? Там еще припев: «Живи себе нормальненько, есть повод веселиться…»

– Да ты циничный убийца, Дрон! Булыжник – орудие пролетариата! Затылок у араба проломлен! Но Свиридов – свое дело знает: пацанов разыскал, расколол, тебя они описали. Признались даже, что часы у африканца «прислонили», но они у самого малого из них, ему одиннадцать – неподсуден, даже если бы он этого киллера арабского самолично бульником в муку истолок.

– А эти мальчики не подтвердили, что как в тенечек мы человечка перенесли, так и ушел я, солнцем палимый…

– Доказывать, доказывать и доказывать… Еще не все твои грехи за вчерашний день я перебрал… – Гнатюк повернулся к Боброву: – Так что порешим так: раз на сотрудничество вы идти не хотите, чтобы общими усилиями порядок на вверенной мне территории восстановить, усаживаем тебя с твоими, генерал, в автомобиль и везем с эскортом, соответствующим должности и положению, до границы с Россией… А МИД тем временем готовит ноту вашему… Это первое. И второе: Дрона мы покуда поместим в ИВС, раз он лицо частное, и пусть полковник Свиридов с ним разбирается частным образом. По-свойски. Уголовщина – она и в Африке… – Гнатюк развел губы в улыбке, чуть поморщившись от боли, подмигнул мне: – Глядишь, израильтяне тебя еще наградят… Посмертно. Что скажешь?

– Доброе слово и кошке приятно.

– Я скажу, – хмуро пророкотал Бобров. – А то обидно как-то получается… И несправедливо…

– Вы на чужой территории свои разработки крутите, горы трупов городите и – говорите о справедливости?!

– Не можешь, я вижу, ты нас понять, оттого, что не хочешь. Поговорим по-другому.

Гнатюк расплылся в приятнейшей улыбке:

– Взятку станешь предлагать, Сергей Сергеевич? Или наемными киллерами стращать?

– Разговаривать по существу. Какие мы тебе деньги можем предложить, если… Как у Пушкина? «Богат и славен Кочубей, его поля необозримы…»

– Значит – шантаж.

– Тебе есть чего опасаться?

– Естественно, нет. Если я чем владею, то все – по закону. Священное право частной собственности. Это не Россия.

– Умно мыслишь. Учено. Вот только… Помнишь девяносто шестой год? Приватизацию пансионатов? Российские банки, которые получили львиный пакет акций за смешные деньги?..