Повелитель снов

– Гоша очень добрый, он просто сам людей боится и не хочет иметь с ними ничего общего. Морис… Не знаю. – Девушка задумалась, взгляд ее стал отсутствующим… – Не знаю. Пожалуй, ты прав: в нем чувствуется некое превосходство над остальными, но ведь он действительно многих превосходит. И во многом. Но по отношению к нам он всегда был… великодушным. Его побаивались чужие, а нас он защищал. Ты все еще беспокоишься об этой утренней стычке?

– Немного.

Просто чтобы понять, что произошло с Дэвидом Дэниэлсом, мне нужно видеть картинку целиком. А пока она мутна и размыта, как сквозь матовое стекло; я не вижу даже, чувствую – отражение? тень? мираж? Странно: для меня, как, наверное, для многих, слова «мираж» и «Париж» – схожи. Или – это тоже иллюзия, как все в непостоянном нашем мире? Бог знает.

Глава 29

Опустошив три кофейника крепчайшего эспрессо, я решил, что дальнейшие мои расспросы не просто бесполезны, но вредны для дела. Узнал адрес дома, по которому водитель такси отвез Дэвида Дэниэлса и в который Аня так и не смогла попасть…

– Там большой забор, и у меня сложилось такое впечатление, что дом необитаем… Я стучала, звонила, но никто не отозвался.

– А с соседями пообщаться?

– Нет там никаких соседей. Дом крайний на улочке, и… Он другой, чем остальные. Богатый.

– Обычное дело. Тем более стоило. О богатых и пришлых судачат охотно.

– Ты знаешь, я была близка к панике… пошла в милицию и вдруг вспомнила тебя, взяла такси, поехала в Симферополь, потом – самолет, сидела у тебя, и мне все казалось, что это сон, ведь этого не может быть! И вот – ты здесь… У меня даже теперь это не укладывается в голове!

Как будто у меня укладывается! Вчера было преддверие весны и безвременье, а сегодня – лето, жара, полное невнятного томления будущее; сквозь витой лиственный навес – палящий зноем день и – кофейное беспокойство, когда на месте усидеть не можешь и хочется стремиться, лететь, мчаться! Вот только приключений никаких не хочется. Особенно скверных… Хотя, если вдуматься… Корень слова приключения – «ключ»! Быть при ключе всегда лучше, чем без оного… И если он от заветной двери в каморке папы Карло… Или от сердца юной красавицы… Или…

– Пора. – Я встал. – Нужна машина и мобильный.

– Телефон – вот. – Аня подала мне свой.

– Нет, ты должна оставаться на связи.

– У меня есть еще один. Нажмешь первую кнопку, и – вот она я.

– Отлично.

– Автомобиль… Может, у Мориса занять? Или у Гоши?

– Нет. Сам. Кстати, вас ведь было шестеро? Приехавших вместе из Загорья?

– Да.

– Морис, Гоша, Эжен. Кто еще двое? И – где?

– Один ушел служить и, наверное, остался в армии. По крайней мере, мне так сказал Гоша. Север.

– Крайний?

– Нет. Зовут его Север.

– Сурово.

– Он, кстати, и был такой. Немногословный и надежный. Вообще-то он в математике хорошо соображал, но… Откуда я знаю, что с ним сталось за все эти годы? А еще один – Алекс.

– А Юстаса не было?

– Нет. А почему ты…

– Это – так. Советский фольклор. «Алекс – Юстасу… Юстас – Алексу…» И все они вместе – Феликсу.

– Мы звали его просто Сашкой. Он в Москве. Гоша его там видел.

– Цветы выращивает?

– Почему цветы?

– Раз Гоша животину и фауну всякую в обиду не дает, то Саша – наверняка флору пестует. И ведет с растениями молчаливые беседы. Как я понял, только они двое обыденные имена среди вас заимели. Логично?

– Вроде бы. Но все не так. Саша – единственный среди нас был… простым. А я, если уж говорить полную правду, действительно думала, что вырасту художницей, – ведь на меня как наваждение какое-то находило – я рисовала лица, пейзажи, города – все незнакомое мне, выдуманное, и все они были то картинно красивы, то жутки, то карикатурны… И сама я от этого измаялась и уставала… Знаешь, говорят, и настоящие писатели, и графоманы испытывают те же чувства – тот же восторг творчества и ту же глубину отчаяния… Но думаю – это ложь. Графоману цедить слова легко, он предвкушает будущую славу… А писателю тяжко, чтобы читателю было легко – нет, не читать, – сочувствовать выдуманному миру и людям, какие в его воображении становятся живыми и потом остаются такими…

А я маялась, и созданные мною миры и люди были странно красивы или странно пугающи… И я отступилась. Потому что жизнь там, на другой стороне земли, спокойна, самоуверенна и монотонна. Я отступилась.

Про Мориса и Гошу я тебе рассказала. С Эженом тоже все понятно. Север думал – нет, не цифрами даже и не формулами – какими-то ему одному понятными схемами. А Сашка… Он был старательный, самый тихий и, как бы это сказать… добродетельный, что ли? И – незаметный. Неприметный. Ни в чем. Но он умел быстро и легко нравиться людям.

– Как ты?