Повелитель стали

Дальше мы двигались молча, тишину прерывали звуки верблюдов, которые трудно описать. Дошли до того холма, с которого я в прошлый раз видел огни костров. Спешившись, бросил поводья Маа и пешком поднялся наверх. Но сколько ни всматривался в долину ниже себя — ни костров, ни дыма не заметил.

— Никого там не вижу, — бросил своим, садясь на Дрома, — поехали дальше, посмотрим, может они перекочевали.

Через час мы наткнулись на следы костров, кучу разбросанных костей животных и горку человеческих экскрементов. Шкуры с хижин были унесены, но некоторые остовы хижин еще сохранились. Я насчитал двадцать четыре хижины — племя было довольно большим. И Мен, и Гау сошлись во мнении, что стоянка покинута примерно одну луну назад: за месяц трава, примятая ногами дикарей, выпрямилась и выросла. Не было ничего, что указывало бы на то, в каком направлении ушли дикари.

Я вытащил свой маленький атлас мира в книжном формате. Ориентируясь по масштабу карты, определил, что до рек Ефрата и Тигра не меньше семисот километров. Так далеко с такими малыми силами идти я не был готов. Снова сверился с картой, чтобы определить расстояние: до Нила по моей карте было больше трехсот километров. Из интересных мест для исследования оставались Мертвое море и Иерусалим, которые по расчётам были в дневном переходе на верблюдах.

Изменив курс на северо-восток, пришпорил Дрома, который сразу пошёл быстрой рысью. Берега Мертвого моря я увидел уже перед самым закатом: по объему оно казалось куда меньшее, чем на моей карте. Толстый слой белоснежной соли лежал за несколько километров до водной границы. Толщина слоя была такая, что верблюды провалились в соль по самое брюхо, пройдя всего около двадцати метров. До воды оставалось не меньше трех километров: соль лежала огромным полем, насколько хватало глаз. Даже с моего места был виден клон в сторону воды. Я стал свидетелем, как рождалось Мертвое море, или точнее свидетелем, как море становилось морем. Двинувшись по периметру соляного поля в северную сторону, через пять или шесть километров наткнулся на довольно полноводную реку, которая вливалась в это соляное поле и исчезала в толще соли.

«Иордан», — всплыло в сознании, вызывая библейские ассоциации. Мы поднялись вверх по реке около трёхсот метров и остановились на ночлег. Животный мир здесь был богат, повсюду виднелись отпечатки лап и копыт. Если бы не ночь, можно было бы поохотиться. Уже не таясь, мы разожгли два костра, ибо здесь, вдали от моря, было явно прохладнее. Ночь несла множество звуков: где-то вдалеке было рычание, слышались шорохи.

Утром решил возвращаться домой, а по пути обследовать второй горный хребет в Ливане. Но до него было почти два дня пути, поэтому разрешил Бару и Гау организовать охоту. С охоты они вернулись быстро и без добычи. Уже издалека, видя, как они пришпоривают верблюдов, понял, что случилось непредвиденное.

Доскакав до меня, Бар первым обратился, едва оказался вблизи:

— Макс Са, там большой племя черных дикарей. Они пытаются перейти реку, где она мелкая, их было больше, чем я смог сосчитать, — Бар считал до ста, с его слов там больше ста человек. В такое верилось с трудом.

— Какое у них оружие?

— Дубинки и копья. Они погнались за нами, но Гау убил одного и они побежали обратно, — Бар едва удерживал на месте разгоряченного скачкой верблюда.

— Русы, слушайте меня, — обратился я к своим воинам, уже севшим на верблюдов, — впереди враг и его много, больше чем нас. До сих пор мы сражались с врагом, но нас всегда было больше. Сейчас мы поскачем туда и сразимся с ними. Посмотрим, чего мы стоим, когда нас меньше.

Убедившись, что меня слушают внимательно, продолжил:

— Скачем вместе, строем. На расстоянии выстрела останавливаемся и попытаемся поговорить с ними. Если побегут на нас в атаку — стреляем. Стреляем без остановок. Если враг слишком приблизится, скачем назад, останавливаемся и снова стреляем. И так до тех пор, пока не перебьем всех. Если они захотят переговорить, Канк, ты готов?

— Да, Макс Са, — мальчик нервничает, но держится молодцом в походе. Все время обходит верблюдов во время привалов, пытается говорить с ними.

— Бар, показывай дорогу, — я трогаю, рядом, чуть впереди пристраивается брат моей жены. Его мокрая от пота спина блестит на солнце, светящем нам в спину с востока, мы сейчас едем на запад, вдоль реки. По берегам реки растут высокие кусты, деревья небольшими группами и пальмы. Пальмы веерообразные, широко раскинувшие свои перистые длинные листья.

Река понемногу петляет, в ее живописных берегах кишит жизнь: взлетают встревоженные птицы, шумно в воду бросаются выдры или что-то очень на них похожее. Мы выходим на относительно ровный участок, где река разлилась метров на семьдесят. На нашей стороне реки стоит одинокий дикарь, даже одно взгляда на которого мне достаточно, чтобы узнать в нём того вождя, что смог вырваться из кольца моих копейщиков.