Повелитель света

Труп Сезара лежит ногами вперед, головой – к углу комнаты, слева от окна, где во мраке виднеется шар глобуса. На Сезаре каштанового цвета сюртук и серые брюки. Голова – на ненавощенном полу, тело – на темном ковре савонри, уходящем под стол. Одна из рук покоится между ножкой бюро и ножками округлого кресла эпохи Людовика XV, плетеного, с подушкой зеленоватой кожи, – судя по всему, сидя в нем, Сезар писал. Другая рука касается одной из трех красного дерева опор круглого столика со столешницей из белого мрамора, поддерживаемой лакированной деревянной стойкой (подобные тяжелые образчики в большом количестве дошли до нас со времен Реставрации). Между раскрытыми створками окна с небольшими форточками стоит на своей высокой треноге морская подзорная труба.

Так выглядел кабинет Сезара Кристиани, когда было обнаружено его тело. Или, по крайней мере, почти так: художник Лами – доживший, к слову, до наших дней – отметил на обратной стороне акварели и не раз подтверждал в устной форме, что это воссоздание не является строго аутентичным. Он попал в кабинет Сезара Кристиани лишь на следующий день после убийства; к тому моменту тела там уже не было, и он отобразил его на бумаге, согласно показаниям свидетелей, полиции и собственным наблюдениям, сделанным чуть ранее в морге.

Эта пометка художника Лами очень разборчива, так как – вероятно, именно с этой целью – рисунок был помещен под стекло с обеих сторон.

Шарль рассеянно перечитал текст, покрывавший всю тыльную сторону акварели, – он и так его неплохо помнил, даже делал когда-то пометки для памяти. И потом, музей Карнавале́ добился от него разрешения сфотографировать произведение Лами, ценное для истории Парижа – не столько потому, что оно относится к убийству корсара, сколько потому, что это еще одно достоверное изображение бульвара Тампль в момент покушения Фиески, покушения, столь странным образом совпавшего с убийством Сезара Кристиани. И Шарль часто извлекал из картонных коробок подаренные ему музеем фотографические снимки. Покушение Фиески являлось для историка эпохи Реставрации и правления Луи-Филиппа весьма подходящей темой; Шарль размышлял о ней уже давно и не преминул сравнить между собой различные документы, гравюры, литографии, карандашные рисунки и т. д., которые показывают нам, как выглядел бульвар в июле 1835 года. Следует сказать к тому же, что до сих пор акварель Лами интересовала его лишь с этой точки зрения; смерть предка казалась ему давно изученным и осмысленным фактом, представляющим лишь семейный интерес и потому в наши дни малозначительным.

Впрочем, и пометка художника, составленная в схожем духе, касалась покушения Фиески в той же степени, что и этого частного убийства. Это было тем более естественно, что Лами сделал ее утром 29 июля 1835 года, когда не только это громкое покушение повергло весь Париж в состояние глубочайшей подавленности, но и аутопсия тела Сезара еще не установила с точностью характер его раны. В этот час следствие еще предполагало, что он был убит одной из срикошетировавших пуль Фиески, и видело в нем лишь девятнадцатую жертву адской машины, которая в действительности убила восемнадцать человек и двадцать два ранила.

Касательно покушения пометка говорит следующее: