— Сильнейшее заклинанье, — Лаурель буквально ненавидела себя за то, что вот так просто рассказывает монстру, врагу, самые сокровенные секреты своего народа. — Все, что не связано кровью с народом эльфов, не имеет к ним отношения — Великий Лес пожирает. Конечно, если рейнджеры не уничтожат нарушителя быстрее, чем магия наших богов, зачаровавших Великий Лес многие столетия назад, иссушит его полностью.
Человек замер, посмотрев на нее.
— Шутишь что ли?
— Нет, — ответила лучница.
— Но… Я же не умер здесь, — напомнил Глеб.
— Да, не умер, — согласилась Лаурель.
— А я — человек, — произнес он.
Лучница поправила свою одежду, после чего встретилась взглядом своих голубых, словно горные озера глаз, с морскими пучинами, что были заключены в глазницах монстра, ставшего ее хозяином.
— Теперь я верю, что ты не из нашего мира, — с грустью произнесла она. Такое незнание не мог бы придумать и ребенок. — Иначе бы ты знал, что среди чистокровных людей нет тех, у кого были бы в роду синие глаза.
— Не-не-не, подруга, генетику не нае… — запротестовал Глеб.
— Синие глаза — это наследие эльфийской крови, — сообщила Лаурель. — Не знаю, почему ты ненавидишь наш народ, но ты — его часть.
Если говорить об убранстве личных покоев Тридцатого Короля, то слово «роскошь» тут явно неуместно.
Властный родитель никогда не отличался тягой к драгоценностям, дорогим тканям, изящным драпировкам.
Нет, без сомнения он все это имел, и, как положено по обычаям, даже демонстрировал на официальных приемах.
Но свои залы предпочитал украшать скромно.
Если только дело не касалось реликвий или подарков, которыми обмениваются монаршие особы.
Именно они украшали небольшую гостиную, обставленную с роскошью и помпой, подготовленную для ведения переговоров на высшем уровне.
Изысканно, броско, как и подобает — чтобы впечатляло каждого, кто оказывался сюда допущен.
Но вся соль и комизм ситуации заключались в том, что это — не более чем ширма.
Как и та, что отделяет проход от переговорной в ту часть апартаментов, в которых сейчас находился сам Король.
И добрый десяток слуг, которые помогали правителю, обессиленно разлегшемуся на тахте, избавляться от парадных одежд.
Воль окинул взглядом несколько довольно старых, но все еще приятных взору гобеленов, которые отражали битвы древних эпох.
Отметив, что никто из слуг не обращает на него никакого внимания, мужчина приложил руку к стене рядом с арочным проемом, ведущим в опочивальню Короля.
Когда он убрал кисть, на камне на мгновение вспыхнуло и рассеялось магическое плетение.
Воль продолжал погружаться в привычную для этого места атмосферу.
Посмотрел на резную мебель, которая местами рассохлась от возраста, поскольку заказывал ее то ли Двадцать Девятый, то ли Двадцать Восьмой Король.
А может и того давнее…
Честно говоря, весь блеск и красота этого места давно уже померкли и стерлись до основы.
Равно как и могущество человеческого королевства.
А также и сам Тридцатый Король.
— Ваша Милость, — как и подобает в таких случаях, принц высказал своему отцу положенные знаки внимания и покорности. — Явился сразу же, как только мне сообщили, что вы желаете меня видеть.
Тридцатый Король открыл глаза, словно вынырнул из забытья.
Заметная разница в поведении.
На заседании Королевского Совета он держался образцово, ничто не выдавало наличие хоть малейшего недуга.
Да и тогда, в Тронном Зале, тоже…
А сейчас перед наследным принцем находилась обессиленная развалина, напоминающая те же гобелены.
Все, как и говорилось.
Как предполагалось.
Как ожидалось.
— Оставьте нас, — даже мановение руки, сопровождающее приказ покинуть обитель Короля, вышло слабым.
И жалким.
Когда слуги покинули палаты Короля, Воль позволил себе присесть рядом с отцом, внимательно смотря на него.
В ожидании, когда тот решится заговорить.
— Не ожидал, что твой старик стал таким немощным? — попытался сквозь силу улыбнуться Тридцатый Король.
— Годы берут свое, отец.
— К чертям эти годы, — голос Короля прозвучал так же грозно, как и в молодые годы. — Эта хворь не имеет ничего общего с возрастом. Первосвященник и маги из Башни говорят, что это порча. Сильнейшая из тех, какую они только знают. Как-то даже заикнулись, что она поразила меня из-за того, что я изгнал своего наследника за Штормовое море. Пришлось подрезать кое-кому языки, чтобы не несли оккультную чушь.
Сквозь тонкую рубаху, надетую на Короле, Воль мог заметить, что его тело, те части, что были скрыты под парадными одеждами, покрывают многочисленные перевязки.
Некоторые — уже промокшие от крови.
Отец неплохо еще держался.
— Этот черножопый дроу меня в конец измотал, — признался Король. — Как пиявка присосался, и все никак не хотел уходить, пока не прожует каждый кусочек договора… Знаешь, мне так хотелось бы зажарить этого ублюдка своим пламенем, но, боюсь, если я вызову его, сдохну быстрее, чем обещают лекари. Если б не этот черномазый, ты б вообще не увидел, что я так слаб…
Воль усмехнулся.