Повелитель теней. Том 2

Я выступил на Арену, и в то же мгновение из зала вылетело несколько помидоров — благо, они до меня не долетели, врезались в невидимый защитный экран. Зрители с негодованием взвыли, выкрикивая проклятия. Были, конечно, и крики поддержки, но они терялись на фоне общего недовольства. Кампания Голицына, направленная на то, чтобы угробить мне репутацию, прошла успешно. Я не отреагировал на реакцию зрителей — с достоинством поклонился, удержав на лице невозмутимую мину, и встал напротив Пятьдесят Седьмого.

— Бой без применения магии и оружия! Жить или умереть проигравшему решает управляющей Арены — Аркадий Васильевич Парлин! Истинно гладиаторский бой! — возвестил конферансье и отступил назад. Железные двери с грохотом съехались. Мы с Пятьдесят Седьмым остались на Арене одни. Голос конферансье откуда-то сверху велел: — Начинайте!

Я включил Сканирование — способность, которая позволяла мне узнать слабые места любого противника. В этот раз её активирование прошло легко и почти безболезненно — помогла энергия, которую я поглотил из кристаллов прямо перед сражением. Откат, конечно, будет, но уже не настолько мучительный. Я посмотрел на Пятьдесят Седьмого и ухмыльнулся. Ха, я даже не сомневался — он, как и два его коллеги, с которыми я сражался ранее, использовал магический доспех. Так что технически — никакого обмана, мы квиты.

Несколько раз Пятьдесят Седьмой попытался меня атаковать, но я уходил в сторону, анализируя его слабые точки. Первая — печень, у бедолаги прогрессирующий цирроз. Да как он вообще жив и сражается? Сидит на лечебных зельях? Один удар по печени — и он труп. Если не сейчас, то к утру точно. Нет, не вариант, мне нужно, чтобы он выжил. Тогда, может быть, шестой позвонок? У Пятьдесят Седьмого была старая травма шеи. Опасно. Я не смогу идеально рассчитать силу удара, высок риск сделать его инвалидом, что тоже не входит в мои планы. Уязвимых мест у Пятьдесят Седьмого было много, но мелкие я не рассматривал — требовалось моментально вывести его из строя, а не избивать на потеху публике.

— Сражайся, трус! — прорычал он, когда я в очередной раз ушёл от атаки. Зрители возмущённо загудели, им хотелось хлеба и зрелищ. Я проигнорировал их и ещё раз осмотрел Пятьдесят Седьмого с ног до головы. Оставался единственный вариант: сперва ударить по ягодичному нерву, а потом — выбить правое плечо и прокрутить сустав. Несмертельно, но очень и очень больно. Так что, когда Пятьдесят Седьмой снова ринулся в атаку, я поднырнул ему под руку, крутанулся и врезал ему боковым ударом по заднице и сразу следом — взял в захват правую руку, дёрнул и сильно выкрутил.

Глаза Пятьдесят Седьмого закатились, он на мгновение потерял сознание и очнулся уже на земле — на лопатках. Он попытался подняться, но тело его не слушало: ноги бессистемно подёргивались, а мышцы по всему туловищу мелко сокращались. Зрители бесновались: с одной стороны, они ругали меня на чём свет, а с другой — радовались, что их ставки сыграли, потому что большая часть поставила именно на мою победу.

Железные двери разъехались, на Арену вышел конферансье и Аркадий Парлин. Постепенно публика замолчала, и в зале повисла тишина.

— Жизнь или смерть? — громогласно спросил ведущий. — Это нам скажет наш уважаемый управляющий!

Тысячи взглядов скрестились на Аркадии Парлине — он медленно поднял руку с выставленным большим пальцем и резко опустил его вниз. Я с трудом сдержал эмоции — гадёныш, он обещал, что никого убивать не придётся! Пятьдесят Седьмой уже немного очухался и шокированно пялился на своего хозяина — предательство поразило его до глубины души. Зрители заволновались, начали просить о пощаде — как же так, без заботливого отца останется семеро детишек! Но Аркадий Парлин был неумолим.

— Убить! — приказал он.

Я посмотрел на Голицына — он встретил мой взгляд и с ликованием ухмыльнулся.

— Нет, — я внимательно оглядел весь зал, который мгновенно притих, услышав мой ответ. — Я не буду убивать Пятьдесят Седьмого. Согласно общему своду правил для всех Арен Российской Империи, любой боец может признать своё поражение. В таком случае победа будет присуждена его противнику, а бой — немедленно прекращён, — я помолчал, чтобы смысл моей речи дошёл до каждого человека в помещении, и повторил: — Я не буду убивать Пятьдесят Седьмого. Я признаю поражение!

Воцарилась мёртвая тишина. Зрители переглядывались, не понимая, как на это реагировать. По их лицам было понятно, что этого они не ожидали. Вдруг князь Карпов подскочил со своего места и начал хлопать. Одинокие хлопки прогремели как раскаты грома. Секунда, вторая — и его поддержали другие зрители. Те же люди, что недавно меня проклинали, сейчас выкрикивали хвалебные слова и называли благороднейшим из благородных. Голицын скривился, словно съел лимон, но в его глазах всё ещё горела радость — я проиграл, моя ставка улетела в мусор. Я мысленно усмехнулся, поклонился и, покинув Арену, направился в раздевалку.

Я услышал телефонный звонок, как только зашёл внутрь. Открыл шкафчик, вытащил сумку и нажал на кнопку ответа.

— Алло?