Повелитель тлена

— Это моё призвание, Мар. Никто другой, кроме меня, не умеет так мастерски прочищать людям мозги, — задрав подбородок и выпятив грудь, важно заявил новоиспечённый агент.

Бастиан хотел добавить, что у медали имеется и обратная сторона: однажды попав в КСБ, застрянешь там навсегда. Дороги назад уже не будет. Но потом решил, что втолковывать это приятелю — всё равно, что метать бисер перед свиньями. Толку от его нравоучений всё равно будет ноль.

— А вот и дама твоих грёз пожаловала, — негромко рассмеялся Шейн, заметив показавшуюся в дверях колоритную пару: Эшерли Грэйва, герцога Уайнрайта, в сопровождении своей распрекрасной рабыни. — Засвидетельствуешь им своё почтение? — продолжал веселиться франт, прекрасно зная, сколь непростые отношения связывали Бастиана и Уайнрайта.

— Угомонись, Шейн, — легонько пихнул его локтем Иден, заметив, как дознаватель поменялся в лице. И непонятно, что всколыхнуло в нём целую гамму эмоций: появление бывшего соперника или же встреча с его симпатичной собственностью.

— Лакомый кусочек, — не унимался Шейн, без ложной скромности раздевая девушку взглядом.

Впрочем, не один он сейчас пристально изучал молодую пару. Мужчины с интересом, а кое-кто и с вожделением глазели на пришлую. Женщины тоже удостаивали её своими взглядами, в основном злыми и завистливыми. Не обделяли вниманием и Грэйва. Для прекрасных верильских дам герцог тоже являл собой лакомый кусочек. Вернее, его титул и состояние, поэтому каждая незамужняя девица сейчас мечтала оказаться на месте пришлой. С одной лишь разницей: в качестве жены, а не рабыни.

— Бастиан, ты что творишь? — подавшись к другу, не сводящему глаз с иномирянки, грациозно склонившейся в реверансе перед мачехой своего хозяина, прошипел де Клер. — Мне Грэйв простит внимание к его рабыне. Простит любому из здесь собравшихся. Но только не тебе. Держи себя в руках, друг. Что, так соскучился по боксу?

Держи себя в руках… Не так это просто, когда все мысли только о ней.

Простившись с Ивой после разговора с леди Хинтер, вместо того чтобы отправиться в управление, Бастиан помчался к мадам Луари. Чувствовал, если не выяснит всё прямо сейчас, не подтвердит или опровергнет свои подозрения, умом тронется. Не перестанет думать о девушке, в которой ему виделась та, другая.

Благо хозяйка пансиона по-прежнему находилась в столице, продолжала пристраивать своих воспитанниц в хорошие или, точнее, денежные руки и с радостью приняла неожиданного гостя. Видать, надеялась сбагрить ему одну из своих кукол.

А когда поняла, зачем к ней пожаловали, растеряла все свои очаровательные улыбки.

— В письме вы заклинали меня ни при каких обстоятельствах не раскрывать правды, — выхаживая перед дознавателем взад-вперёд, театрально заламывала руки мадам Луари. — А теперь настаиваете на обратном. Я в замешательстве, ваше сиятельство.

И всё в том же духе. Бастиан никогда и ни перед кем так не распинался. Заметив, что обычно сдержанный и вежливый граф начинает терять терпение, высшая всё-таки сдалась и призналась с тяжёлым вздохом:

— Да, Ива — та девушка, что была направлена ко мне полгода назад.

И теперь мисс Фелтон, с которой его связывало слишком многое, принадлежала самому непредсказуемому и опасному человеку во всей Верилии. От которого он, Бастиан, был бессилен её защитить.

Мар убеждал себя забыть о пришлой, раз уж сам когда-то так опрометчиво её отпустил, но одна лишь мысль, что Ива проводит ночи в объятиях этого мерзавца, сводила с ума и напрочь перечёркивала все старания.

Невыносимо было находиться с ней рядом и не сметь даже на неё взглянуть. Не подойти, не обменяться парой коротких фраз, не коснуться губами её руки… Любое из столь невинных проявлений внимания Грэйв расценит как личное оскорбление. Ни за что не откажет себе в удовольствии поиздеваться. А то и вовсе закатит скандал.

Не желая, чтобы из-за него у девушки возникли проблемы, Мар отвернулся, пообещав самому себе избегать Ивы и при первой же удобной возможности покинуть дом Уайнрайтов. Так будет лучше.

Для всех.

* * *

Сказать, что я волновалась, — это ничего не сказать. Стоило миновать ворота, приветливо распахнутые в ожидании гостей, как сердце в груди жалобно ёкнуло и остановилось. Замерла и я, зачарованно глядя на вырисовывающееся в чернильных сумерках здание. Трёхэтажная громада из серого камня возвышалась посреди парка. Внушительного вида колонны обрамляли парадную лестницу, пилястры им под стать перемежались со стрельчатыми окнами. Крышу украшала величественная балюстрада. Полная луна в дымчатом ореоле низко нависла над поместьем; медленно, но неотступно к ней подбирались облака.

Множество дорожек, причудливо изгибаясь, разбегались от центральной, по которой не спеша один за другим катились экипажи. То тут, то там мелькали белёсые статуи, омытые дождём. Темнели кованые скамейки и фигурно подстриженные кустарники.

В окнах первого этажа играли блики света, в то время как на втором и третьем была абсолютная тьма.