Сегодня Ксения отвлекла Ярослава от того, о чем он думал ежеминутно. Вместо недавних «галлюцинаций» он стал мучительно вспоминать события детства – до! – и юности – после! – и каждое мгновение единственных чернобыльских суток. Как же это случилось? Ярослав постарался максимально сосредоточиться: Ксения. Ксения. что она делает?.. зачем?.. Зачем она заставила его думать о катастрофе? Чернобыль. Чернобыль.
Ни единой фотографии из детства у него, по понятным причинам, не осталось, и поэтому Ярослав иной раз называл себя «человеком без прошлого». А прошлое-то никуда не делось и только ждало его возвращения.
В день катастрофы и отец и мать дежурили в смене. Отец как-то сумел позвонить домой. Велел взять все деньги, документы. Распорядился не терять времени на сборы, Настю закутать в одеяло, бегом отнести в машину и ехать как можно дальше. «Куда?!» У шестнадцатилетнего парня прав еще не было в помине, но водил Ярослав хорошо: отец учил его с десяти лет. Он понял все: хватало знаний об атомной энергетике. Даже то, что разговаривает с папой, видимо, последний раз в жизни. Чувства временно заморозило ужасом и осознанием ответственности за сестру. «Посмотришь, куда ветер дует, и поедешь в противоположную сторону. Посты ГАИ старайся объезжать – селами, по грунтовке. Ты наши дороги знаешь». Ярослав знал: они всей семьей много колесили по ближним и дальним окрестностям Славутича. «Сколько сможешь – километров хотя бы двести, триста», – попросил отец.
Ярослав чудом проехал пятьсот! Среди глухого леса стояла деревенька, где они много раз отдыхали всей семьей. Он оставил маленькую сонную Настю на попечение бабушки Поли, у которой они прежде жили. Там же бросил автомобиль и своим ходом отправился обратно. Но обратно его уже и близко не подпустили. Ему все же привелось снова увидеть мать и отца – в клинике до того, как оба сгорели – едва ли не в один день – от лучевой болезни. Его долго туда не пускали, а когда пустили, родителям оставалось уже совсем мало времени. Но он видел их! Он порой вспоминал детство, совместные будни, праздники, поездки и задушевные разговоры, шалости и наказания. Даже мог под настроение кое-что рассказать Насте. Но воспоминания о последних днях жизни родителей он ненавидел и старался по возможности их не касаться…
Один Скинхед, мерцавший зелеными глазами из темного угла, где он чопорно возлежал в позе сфинкса, не решаясь беспокоить человека, но с пристальным интересом его изучая, видел, что произошло с лицом хозяина.
«Да что ж ты делаешь, Ксения?!» – пробормотал Ярослав, с усилием выдирая себя из воспоминаний. Теплый, бархатистый голос Царевой ответил в глубине его сознания: «Нужно вытащить из памяти все. И обязательно себя простить!» Простить самого себя Ярославу никак не удавалось: он вообще не понимал, как это делается! «В чем ты себя винишь?» – спросила воображаемая собеседница. «Я мог бы вывезти родителей. Нет, не мог бы. Но друзей, соседей!.. Я слишком испугался и растерялся. Думал только о поручении отца.»
Неожиданно Ярослав почувствовал себя гораздо лучше. Он тогда и впрямь растерялся от ужаса и горя. Он был обыкновенным мальчишкой, который еще не научился спасать и защищать. Теперь он делает это как умеет, ежедневно искупая свою вину. «Ошибку, – поправила невидимая Ксения. – Не думаешь ли ты, что сделал уже достаточно?» «Я буду продолжать. Это мой выбор.»
Низкое гудение пробивалось сквозь поверхностный уже сон и постепенно нарастало. Ярослав прежде всего почувствовал, как затекло тело от непривычно жесткого ложа: он, оказывается, спал на полу в гостиной. Он открыл глаза и обнаружил, что Скинхед сидит перед сумкой с магическим инструментарием и утробно рычит. Грозно распахнутые глазищи сверкают. Ярослав вскочил и подошел ближе. Кот, зашипев, отпрыгнул в сторону и остановился в боевой позиции с изогнутым вверх хвостом у двери, готовый и к нападению, и к бегству.
В гостиной царил синеватый – от гардин – полумрак. Из синей же сумки исходило бледно-розовое свечение. Ни враждебности, ни опасности Ярослав не ощутил. Он аккуратно расстегнул «молнию», раздвинул края и заглянул внутрь сумки. Здесь свечение усилилось и сконцентрировалось в одной стороне. Ярослав достал заветный сверток, в котором хранился обломок существовавшего, быть может, миллиарды лет назад небесного тела. Сверток был теплым.
Ежику было ясно, что предмет активизировался. Только как понять, что же он умеет делать, на что настроен? Ярослав снова долго держал «дротик» в ладонях. Целлофановый пакет при каждом движении шуршал, липнул к пальцам, страшно раздражая, мешая сосредоточиться. Через некоторое время свечение угасло и «дротик» стал остывать.
– Как глюки насылать – так пожалуйста, а как провзаимодействовать по-хорошему – так ты прикидываешься булыжником! – попенял артефакту Ярослав.
И вдруг понял: «А ведь он не будет со мной взаимодействовать, пока я не выну его из обертки и не возьму голыми руками. Вот и весь секрет!».